Повести о ростовщике Торквемаде

Не обращаясь за сведениями к лиценциату Хуану Мадридскому, ни к прочим летописцам светской жизни, мы достоверно знаем, что спустя три-четыре месяца после разрешения от бремени сеньора Торквемада необычайно похорошела, словно физиологический процесс дал новые живительные соки ее блеклой красоте, которая расцвела со всей чудесной свежестью весны. Прозрачная желтизна лица сменилась теплыми бархатными тонами зреющего персика; глаза приобрели блеск, взгляд — живость, движения — уверенность. Не менее значительная перемена произошла и в ее духовном облике, хотя она и не так ярко бросалась в глаза: прежнее жеманство сменилось серьезностью, своенравная фантазия — здравым смыслом. Фидела целиком отдалась попечениям о наследнике маркизов де Сан Элой; в первые дни сын был для нее живой куклой, которую надо было мыть, одевать и убаюкивать; но с течением времени он стал по законам природы властелином всех ее мыслей и чувств, предметом самых важных и прекрасных забот женщины. Кто ни разу не видел Фиделы в роли матери, тот не может себе представить, с какой самоотверженностью исполняла она свои священные обязанности. На земле не было матери, которая превосходила бы ее в заботливой нежности и в глубоком чувстве долга. От неумеренных ласк и поцелуев, которыми она в первые дни осыпала детское тельце, Фидела постепенно перешла к бережной любви, служившей залогом благополучия для слабого существа на заре его жизни, таящей множество грозных опасностей. От склонности к лакомствам Фиделу излечил страх захворать и умереть, прежде чем вырастет сын, и понемногу она привыкла к здоровой пище в определенные часы дня. От чтения романов тоже пришлось отказаться, — на это не оставалось времени, ведь каждый час своей жизни она заполняла каким-нибудь важным делом: надо было позаботиться об опрятности сына, кормилицы, об их нарядах; уложить сына спать, охранять его сон, следить, хорошо ли он берет грудь и в порядке ли все органы его маленького тельца.

Фидела нигде не бывала, лишь изредка ее можно было увидеть в ложе театра Комедии, где она появлялась на какой-нибудь час, да и разве усидишь дольше, слушая всякий вздор, когда ее обступали тысячи страшных мыслей: что, если, уложив ребенка спать, глупая кормилица не укрыла его как следует или проспала л пропустила час кормления. Фидела сидела как на раскаленных угольях и не могла дождаться, когда появится Тор, чтобы отвезти ее домой. Она никому не доверяла: ни самым надежным и верным слугам, ни даже собственной сестре. Если же в дом приходили гости, молодая мать норовила получить от той или иной сеньоры полезный совет, — все остальное было ей безразлично. Но не подумайте, что однообразие ее разговоров было утомительным, — нет, она умела вложить в каждое слово присущее ей своеобразие и очарование. Ближайшие друзья семьи были в восторге от Фиделы. Однажды Доносо сказал своему другу Торквемаде:

— Вы счастливец во всем, решительно во всем. Какие особые добродетели являются причиной того, что всемогущий бог взыскал вас любовью и попечением? Днем с огнем не найти во всем мире второй такой жены, как ваша. Что за женщина! Все ваши богатства не стоят одного волоса на ее голове!..

— Да, она очень, очень хорошая, — ответил скряга. — С этой стороны грешно было бы жаловаться.

— И ни с какой другой. Вам не хватает только пожаловаться, что деньги не знают иной дороги, кроме вашего кошелька. Кстати, мой друг, говорят, будто вы с компаньонами скупаете все акции Леонской железной дороги?

— Да, дело уже на мази.

— Я встретил тут двух-трех приятелей из Леонской колонии; они прямо в восторге и хотят устроить вам банкет или нечто в этом духе.

— Чествовать меня за то, что я занимаюсь моими делами?.. Впрочем, если на их счет…

— Ну, разумеется.

Морентин был по-прежнему завсегдатаем дома де Сан Элой и под предлогом дружбы с Рафаэлем проводил там весь свой досуг. Но втайне слепой так возненавидел прежнего друга, что приходил в ярость от одного звука его голоса. Старшей сестре также были не по душе эти частые посещения. Но ни тот, ни другой не могли придумать, как отделаться от назойливого гостя или хотя бы тактично навести его на мысль о необходимости бывать не чаще, чем это принято в обществе. Как-то под вечер, на правах близкого друга семьи, Морентин вошел в будуар Фиделы, а оттуда в детскую Валентина, находившуюся по соседству с супружеской спальней, и замер от удивления при виде маркизы де Сан Элой, целиком поглощенной материнскими обязанностями; это не помешало ему, однако, тут же рассыпаться перед ней в самых причудливых комплиментах, ибо он уже успел убедиться, что обычная, незатейливая лесть на нее не действует.

— Вы, Фидела, являетесь одним из редких примеров в истории, как в священной, так и в светской… нет, не смейтесь, я знаю, что говорю. Человек, которому вы принадлежите, обладает несомненно могущественными заступниками в божественном судилище, иначе он не получил бы первого выигрыша, совершенное существо, поп plus ultra.