Повести. Рассказы

Недавно к нам приехали два врача. Он — зубник, она — гинеколог. Они два года назад закончили институт, работали где-то в участковой больнице. Ребята, по-моему, славные, но к ним сейчас не подступишься, так усердно за ними ухаживают Божедомовы. Ну и пусть! Посмотрим, что из этого выйдет. У нас-то с Симой уже есть опыт на этот счет…

Я вот уже больше двух месяцев нахожусь, так сказать, в состоянии покоя. Ни райздрав, ни главврач меня не трогают, не придираются. У нас с ними наладились холодно-вежливые отношения. Видно, они поняли, что я орешек крепкий и, главное, им не нужный, что я не стою поперек их дороги и прочее.

Словом, блаженствую — работаю вовсю.

Мы с Анной Михайловной планировали первую операцию не раньше осени, но из Кемерова приехала женщина с семилетним сыном Колей Саврасовым, — у него была двусторонняя паховая грыжа. Огромная. Ему было трудно ходить. Оперировали уже два раза. Один раз — профессор в институте. И все безрезультатно — грыжа опять выходила.

Саврасова — врач, терапевт. Прочитала мою статью в «Вестнике хирургии» об опытах с пластиком и приехала. Я ей объяснил, что делаю опыты пока только на кроликах. Пусть удачные, но… Она, оказывается, давно уже следит за операциями с пластиком у нас и на Западе, сказала, что уверена в благополучном исходе.

Я позвонил Анне Михайловне. Сначала она воспротивилась, а потом, когда все ей объяснили хорошенько, согласилась и приехала.

Операция прошла удачно. Вчера Коля с матерью уехали домой. Пока у него все хорошо. Посмотрим, что будет дальше.

А позавчера я уже сам сделал вторую операцию с поролоном.

— Говоришь, Петра Захарыч, надежную заплату вставил? Не продырявлюсь больше? — сегодня спросил у меня больной.

— Думаю, не продырявишься, отец. Заплата что надо.

— Эх, куда наука пошла! На человека, как на мешок, кладут заплату, и все тут… Поди, можно и на желудок, и на сердце, если подносятся? А? Этак человеку и износу не будет… Правильно я говорю со своей колхозной колокольни?

— Правильно. Со временем люди многому научатся.

— И откуда ж тебя господь послал мне, безбожнику, на спасение? Ведь я, почитай, с малолетства с этой проклятой грыжей маюсь… Сколько раз резали, денег сколько извел! Ведь и мне хотелось достойным мужчиной быть, а не раскорякой ходить. Бывало, чуть где объявится какой знаменитый хирург, я к нему: режь! А чтобы поехать туда да пробиться к нему, какие деньги нужны, а? Сколько лошаденок, коровенок я своих на медицину перегнал!.. А теперь ты погляди, чего получается: сам ты меня нашел, да приглашал, да боже мой! И без копеечки!.. Надежная, говоришь, заплата?

— На сто лет.

— Значит, еще повзбрыкиваем… Чуть бы ты пораньше нашелся, годков бы хоть на десять, — дал бы я гастроли, ух, дал бы! Ну, ничего, еще и теперь не поздно… Я-то ведь и поработать и погулять мастак, да проклятая грыжа всю красоту жизни мне испортила…

Признаться, этот человек очень меня ободрил, заставил поверить в значительность моей маленькой работы, и, главное, я увидел перспективу.

Конечно, я и без него понимал важность применения пластических масс в хирургии, некоторую важность и моей работы, но этот второй уже факт, живая конкретность как-то очень сильно подействовала на меня, сильнее статей в журналах и прочих теоретических изысканий.

И потом я еще рассудил так: когда шел в институт учиться, разве думал обязательно стать Пироговым? А когда просил работу у Анны Михайловны, думал о ее великом значении?

Чепуха. Просто я хочу интересно жить, мне нравится хирургия, не хочу киснуть в болоте мещанских дрязг, топтаться на месте. С меня вполне достаточно, что я хирург, добился своего.

Вот так, дорогой Сергей Сергеевич! Напрасно вы болтаете о мизерном значении моей работы, о какой-то ученой степени…

И еще об одном событии следует сказать, которое произошло, до воскресенья и ради которого я продолжаю рассказ, а то ведь его можно было бы уже и закончить.

Три недели назад у меня родился сын Андрейка. Рыжий, круглоголовый и соня необыкновенный — спит почти сутками напролет. Пососет, поорет немного — и опять спать…

Говорят, отцы испытывают какое-то особое чувство восторга, необыкновенной радости, когда у них рождается сын. Не буду кривить душой: я пока испытываю чувство недоумения и какой-то озадаченности. Мне ведь надо пылать любовью к своему сыну, а я…

Итак, рассказываю о воскресенье в мае, через год после нашего появления за этими монастырскими стенами.

Сима была на базаре. Андрейка спал в коляске, похожей на ракету. По комнатам разгуливал свежий ветерок…

Мы не боимся сквозняков и даже зимой спим с открытыми форточками. К такому же порядку решили приучать и Андрейку.

Вернется Сима с базара, придет Степан с Матреной Алексеевной — и мы все пойдем на кладбище, будем устанавливать надгробие и оградку на могиле Поликарпа Николаевича, посадим березку…

Внизу засигналила машина.

Я выглянул. Рядом с «Волгой» стоял Степан и, просунув руку в кабину, сигналил.

В сиявших хромовых сапогах, в наглаженном мундире Степан с генеральским видом посматривал то на мои окна, то на окна Божедомова.