«В ознаменование 15-й годовщины освобождения Ставрополья от белых и активнейшего участия трудящихся Ставрополья в Красной гвардии и Красной Армии удовлетворить ходатайство ставропольских колхозников об организации и проведении мероприятий, полностью обеспечивающих сельское хозяйство Ставрополья водой».
Была создана крупная строительная организация, которая должна была соорудить Невинномысский оросительный канал — соединить многоводную Кубань с пересыхавшим в здешних местах Егорлыком. Строителям предстояло не обходить гору Недреманную, а пробить сквозь нее шестикилометровый тоннель. Предстояло крошечное горько-соленое Сенгилеевское озеро, лежавшее в тесном глубоком провале, обратить в просторное, пресное водохранилище, в голубое море. Вот как брались за дело советские люди.
После постановления партии и правительства прошел год, другой, а кубанской воде еще было далеко до Егорлыка, до жаждущих полей. Медленно продвигалась работа, потому что грандиозной и трудоемкой была она по тем временам.
Третьего февраля тысяча девятьсот сорокового года партийная организация края, передовики сельского хозяйства, собравшись на совещание, приняли решение объявить строительство Невинномысского оросительного канала народной стройкой.
Это было в феврале.
А уже в апреле из станиц и хуторов, из городов Ставрополья пришли на стройку десятки тысяч советских людей. Вот тогда-то и возникли бивачные поселения на берегу Кубани, в степи, вдоль трассы будущего канала.
Украинцы, русские, карачаевцы, черкесы стали здесь для битвы с черными бурями, среднеазиатскими суховеями, изнурительным безводьем. Собрались для битвы с крестьянской бедой.
И был этот табор сорокового года последним.
Через каких-нибудь двадцать лет невинномысцы, глядя из окон многоэтажных домов на зеленые улицы, на молодой парк культуры, на клумбы роз и неоновые огни, говорили о том таборе, как о чем-то очень давнем, теперь уже совершенно невозможном…
Теперь невозможном, а тогда Георгий Бормотов, как многие, приехал сюда с небольшим чемоданчиком, чтобы работать на машинно-экскаваторной станции механиком.
На Свистухинском таборе выбрал он себе местечко повыше, чтоб поудобней было, чтоб весь табор перед ним на виду стоял, и вырыл в косогоре просторную землянку. Парень-то, считай, росту саженного, хотел жить, не сгибаясь. Сколотил в землянке стол, кровать, две табуретки и полочку для книг, которых у него становилось все больше и больше. Книги о дизельных моторах, экскаваторах, об Анне Карениной, о родном Тихом Доне и о добром Дон Кихоте. Накрыл землянку камышом, а внутрь наносил душистой степной травы, набросал полынку, чтобы всякая нечисть не заводилась, не мешала казаку спать, видеть хорошие сны. Сделал большое окно — для простора.
Конечно, сооружал Георгий землянку по утренней заре да по вечерней, а днем работал, руководил экскаваторщиками.
Хлопот хватало. На станцию прибыло двадцать паровых экскаваторов с московского завода. Машины были б ничего, если бы им работать на одном месте, скажем, в карьере. А на строительстве канала они, можно сказать, мало пригодны. Степь, бездорожье, как таким тяжелым да неуклюжим машинам передвигаться? Да и к самим-то экскаваторам нужно постоянно подвозить за много верст дрова, воду.
Короче говоря, машины почти год простояли без дела. И это в то время, когда сухую, камнеподобную глину люди долбили ломами и кирками, набивая на руках мозоли, выматываясь. Работали и в горячем степном мареве видели синюю воду.
Механизаторам было стыдно за технику, за себя. Многим становилось невмоготу смотреть на свои мертвые машины с поднятыми вверх стрелами, взывавшими о помощи. Одни почти не появлялись на трассе, другие увольнялись и уходили со стройки.
Что делать? Как оживить машины?
Решили заменить паровой двигатель дизелем. За это большое и сложное дело взялся главный механик экскаваторной станции Шиманович Станислав Владимирович. Человек решительный и деятельный, большой знаток своего дела. Разумеется, взялся не один, а вместе с экскаваторщиками, механиками, слесарями. Попросил помощи у москвичей, создателей этих машин. Те откликнулись на письмо строителей с одобрением и большим интересом. Обязались в срочном порядке изготовить необходимые узлы, а на монтаж собрался приехать главный конструктор завода.
Закрутилось, завертелось у механизаторов дело!..
Падал и падал снег в канал, над которым сейчас сидели мы с Бормотовым.
Георгий Федорович продолжал свой рассказ о сороковом годе:
— Какое горячее было время, когда мы работали над новыми, в сущности, машинами! Теперь те дни и месяцы называли бы штурмовщиной, но это не так. То был добрый, красивый штурм. Мы набирали силу…
Я перебил Георгия Федоровича: