Читаем Повести разных лет полностью

В и к т о р и я. Обиделись. Жалко. А я-то вообразила… Но отчего все-таки, товарищ комбат, вы ни на одну секунду тогда не прислушались? Оттого, что начальник должен сразу решать, не показывать, что раздумывает? Не может быть, это вы на себя напустили… Мне кто-то сказал, что вы без души и что вы зазнались. Неверно. Я спорила. Душа у вас есть, только она не на все резонирует. Знаете, как гитара на стенке висит, и вдруг одна струнка на ней откликнется. У вас это редко… Нет, войну вы очень переживаете. Наверно, еще больше нас. Но вы как-то зажимаетесь. Я, например, в гостях руки не знаю куда девать: сожмешь кулак, разожмешь, пальцы разглядываешь. А для чего, спрашивается? Я не слишком длинно говорю?

М и к и ш е в. Не слишком.

В и к т о р и я. Я знаю, это нахальство. Но мне хотелось вам высказать, потому что… потому что мне кажется, что вы хороший мужик… Ох, простите, у меня не то слово выскочило!

М и к и ш е в. Сколько вам лет?

В и к т о р и я. Семнадцать. (С испугом.) Это очень мало?

М и к и ш е в. Нет. Достаточно. (Вдруг.) Моя мать шестнадцати лет вышла замуж. В семнадцать родила меня и умерла. Отец три года ни с кем не разговаривал. Со мной тоже. Потом женился. На вдове с детьми. Еще пошли дети. Нужен я им всем был… как комар в лесу на потную шею. Однако кормили, не подох с голоду. Даже учиться отдали. Кончил техникум. Вступил в партию. Стал работать по линии коммунального хозяйства. Выбрали председателем городского Совета депутатов трудящихся. А тут война. Доверили батальон… Как, по-вашему, мало это для меня значит? Кому я больше обязан — папе с мамой или родному государству? Служить ему — утеха для меня или долг жизни? Так при чем тут зазнайство, девушка? Душа, говорите, не резонирует. Да подчас она так… (Не договорил.) Хорошо, допустим, она бы всегда звенела, как балалайка, кто бы тогда мне, народному слуге, верил? (Искоса поглядел на Викторию.) Может, я неясно объясняю, товарищ… Витя? Один человек предположил, что у меня в голове каша. Гречневая.

В и к т о р и я. Почему гречневая?

М и к и ш е в. Сам себя хвалю, так, очевидно.

Пауза.

В и к т о р и я (тихо). Вы очень самолюбивый человек, товарищ командир батальона. (Помолчав.) Это хорошо.

М и к и ш е в (подозрительно). Хорошо?

В и к т о р и я (убежденно). Вы как раз и должны быть самолюбивым, гордым… и стараться этого не показывать.

М и к и ш е в. А я показываю?

В и к т о р и я (вздохнув). Показываете. Наверно, это иногда нужно. А то никто гордости не заметит и проживешь всю жизнь смирный, смирный…

М и к и ш е в. Как червь.

В и к т о р и я (послушно). Как червь. Но червь и внутри не гордый, он насквозь смирный… Александр Михайлович, вам уже много лет?

М и к и ш е в. Тридцать два. Это очень много?

В и к т о р и я (не поддержав шутку). Ну, не слишком, но для меня… Я очень вам благодарна за то, что вы так со мной разговаривали.

М и к и ш е в (резко). Зря.

В и к т о р и я. Что — зря?

М и к и ш е в. Терпеть не могу эти интеллигентские расшаркиванья! И начнут и начнут извиваться…

В и к т о р и я (оскорбленно). Я не извиваюсь!.. Я… Ну хорошо, ну простите! (Стремительно к нему придвигается и целует в щеку; так же стремительно отодвинулась.)

М и к и ш е в (смущенно потирает щеку). По ошибке, вместо папы поцеловали?

В и к т о р и я (страстно). Вы очень испорченный человек, товарищ Микишев.

В окоп спускается  В е р е с о в, в военной форме, бодрый, подтянутый.

(Радостно.) Папа, а мы тебя ждем!

В е р е с о в (положил ладонь на голову дочери; вопросительно глядит на Микишева). И давно ждете?

М и к и ш е в (встал). Зашел к тебе по одному делу, товарищ Вересов. (Покосился на Викторию.)

В и к т о р и я. Мне уйти?

М и к и ш е в. Да лучше бы.

Виктория неохотно уходит за поворот окопа.

Товарищ Вересов, времени мало, давай сразу о деле. (Расстегивает планшет.) Я тебе сейчас покажу нашу батальонную дислокацию. Вот, смотри карту местности.

В е р е с о в. Да я ее знаю, у меня есть. А в чем дело? Что-нибудь переменилось?

М и к и ш е в. Переменилось. Ты на мое место сейчас пойдешь, а я на твое.

В е р е с о в. Не понимаю.

М и к и ш е в. Чего ж тут не понимать. Ты на земле руководить будешь, а я твоим взводом. Осмыслил? Ну, поздравляю, Вересов, на сегодняшний день вместо взвода батальон получаешь. Человек ты в прошлом военный, Надеюсь, справишься. В случае чего мой начальник штаба поможет. (Глядит на часы.) В восемнадцать ноль-ноль надо вступать в обязанности. Пошли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии