Повести разных лет

П ч е л к а. Возражения ты наизусть знаешь, воюешь не первый день. «А» (загибает палец): сногсшибательное самопожертвование, так сказать, идея смертника. «Б» (загибает другой палец): предлагаешь мобилизовать немцев на максимальное внимание к сегодняшней ночи, тогда как наша затея рассчитана на полную неожиданность, на тихую сапу. «В» (загибает третий палец): все это ты придумал в пику, а не в поддержку Вересову. Опять самолюбие заедает: почему не ты первый и главный! Скажи, не правда? Опять каша в голове, Микишев?

В и к т о р и я (тихонько). Гречневая.

П ч е л к а (быстро). Неужели рассказал? Тогда некоторые слова беру обратно. (Микишеву.) Вопросов нет? Желаю успеха. (Погладил Викторию по голове.) Не страшно, девочка?

В и к т о р и я. Страшно.

П ч е л к а. Трусишь?

В и к т о р и я. Нет, нисколечко. Вы сомневаетесь?

П ч е л к а. Зачем. В папу, стало быть. Папа же не трусит и не хвалится. (Поглядев на сумрачное лицо Микишева.) Микишев, ты учил Ветхий завет? Видишь, а я на год старше, успел кое-что вкусить у батюшки. Так вот, когда начался всемирный потоп, у старика Ноя было несколько выходов. Он мог один уплыть на бревне, плюнув на остальных сограждан. Мог положиться на волю божию: вдруг большого потопа еще не будет… авось… посмотрим… А что сделал Ной? Ной построил плавучий ковчег и тем спас человечество. Это тебе не фунт фиников! Суть не в затруднительности постройки и даже не в том, что спасаемые — причем страстно жаждавшие спасения — несомненно громко критиковали самую идею ковчега и все детали проекта и строительства. Главное было — при всей вере в высшее небесное руководство — взять на себя земную инициативу и ответственность. Не быть теленком, ягненком, курицей — но и по возможности не изображать из себя особого божьего уполномоченного по вопросам спасения человечества. А что такого? Людей же приходится спасать ежедневно. И на войне, и в мирное время, и в мировом масштабе, и в местном. Чаще всего как раз в местном, где особенно не разгуляешься… (Пошел к выходу, обернулся.) Кстати, наш Вересов — это не патриарх Ной, и даже не мы с тобой — признанные вожди, полководцы, секретари, председатели. Он человек рядовой, скромный — представляешь ценность его заявки на самостоятельность?

М и к и ш е в (не выдержал). Да, но сейчас война, а не курсы по воспитанию отстающих кадров!

П ч е л к а. А ты считаешь, что можно отложить твое воспитание на после войны? (Уходит.)

Пауза. Виктория чуть не со страхом смотрит на Микишева. Ей бы убежать, тактично оставить его одного…

В и к т о р и я (подбежав к Микишеву). Это не по ошибке, не вместо папы… Это вместо «не огорчайтесь» и «до свидания». (Быстро пригнула к себе его голову и поцеловала.) Все. Точка. (Вынула из-за пазухи письмо.) Передайте утром папе, я боюсь, что отдам раньше. Читать вы не станете, самолюбие не позволит… Правда?

Микишев сдержанно козырнул в ответ. Возвращается  П ч е л к а.

П ч е л к а. Вот что, Микишев: не вздумай сгоряча уничтожить свои плоты и лодки. Чем черт на войне не шутит, может, еще придется кинуть надводный десант в подмогу подводному. Ты как — готов заделаться Ноем?

Микишев молча поднимается на бруствер. На секунду его фигура резко вырисовалась на алом фоне заката.

В и к т о р и я (смотря вслед). Странно.

П ч е л к а. Что странно, девочка?

В и к т о р и я. Федор Матвеевич, что для вас в человеке главное? Я имею в виду сейчас, во время войны…

П ч е л к а (очень серьезно). Пожалуй, то, что он человек, Виктория Георгиевна. Особенно на войне. (Уходит.)

З а н а в е с.

Картина шестая