Повестка дня

Но самое странное заключалось в реакции Гитлера. В свою очередь он пробормотал: «Тогда у вас есть право…», словно не понимая, что происходит. Упоминания конституционного права сбивали Гитлера с толку. Ради пропаганды он сохранял видимость следования букве закона, а потому вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Конституционное право как математика, его не обхитришь. Он снова пробормотал: «Вы должны…» Шушниг по-настоящему наслаждался победой; наконец он ее одержал! Благодаря праву, благодаря учебе на юридическом факультете, благодаря диплому! Блестящий адвокат прищучил невежду-смутьяна. Да, конституционное право придумали не для муравьев и не для мышей, а как раз для канцлеров, для настоящих государственных деятелей, потому что конституционная норма не хуже ствола дерева или полицейских заграждений перекрывает вам путь.

Гитлер в состоянии крайнего возбуждения резко открыл дверь кабинета и проорал так, чтобы было слышно в вестибюле: «Генерал Кейтель!» Затем, повернувшись к австрийскому канцлеру, произнес: «Я позову вас позже». Шушниг вышел, дверь за ним закрылась.

На Нюрнбергском процессе генерал Кейтель рассказал о том, что случилось дальше. Он был единственным свидетелем. Когда генерал вошел в кабинет, Гитлер просто попросил его сесть и сам устроился напротив. За таинственными деревянными дверьми фюрер объявил, что ничего особенного говорить не собирается, на секунду замолчал, словно застыл. Кейтель тоже не двигался. Гитлер сосредоточился на своих мыслях, а генерал сидел рядом и не мешал. Канцлер видел в Кейтеле пешку и больше ничего, в качестве пешки его и использовал. Поэтому — каким бы странным это ни казалось — во время долгого совещания Гитлера и Кейтеля решительно ничего не произошло. Во всяком случае, так утверждал генерал.

Шушниг и его советник опасались худшего. Даже представляли собственный арест. Прошло сорок пять минут… Вместе с Риббентропом и фон Папеном они по инерции продолжали обсуждать статьи соглашения, в котором Гитлер отказался менять даже запятые. Шушниг пытался успокоиться, во что бы то ни стало сделать вид, будто все в порядке. Поэтому он продолжал вести себя так, словно участвует в обычных переговорах и выступает представителем суверенного государства. На самом деле он просто не желал, чтобы его плачевное положение было официально признано плачевным — тогда уж ничего не исправить.

Наконец Гитлер вызвал Курта фон Шушнига. И вдруг — о тайна, о чудо — повеяло теплом, тональность изменилась, колючий кустарник пропал. «Я впервые в жизни решил пересмотреть принятое решение», — объявил Адольф Гитлер так, словно делает Шушнигу огромную честь. Возможно, в ту секунду Гитлер даже улыбнулся. Когда гангстеры или буйные сумасшедшие улыбаются, им трудно противостоять; хочется побыстрее избавиться от источника бед, хочется мира. К тому же между двумя эпизодами моральной пытки улыбка приобретает особый шарм просвета между облаками. «Но я повторяю, — сказал Гитлер серьезным и доверительным тоном, — это последняя попытка. Я жду исполнения условий соглашения в течение трех дней». И тут, несмотря на то что никаких значимых изменений в соглашение Гитлер не внес, и даже мелкие поправки не будут учтены — это ясно, хотя срок исполнения без причины сократился на пять дней, Шушниг не выразил ни малейшего возражения. На пределе сил, так, словно Гитлер пошел на уступки, Шушниг поддержал еще более катастрофический вариант соглашения, чем первоначальный.

После отправки документов в секретариат тон беседы сделался приятным. Теперь Гитлер называл Шушнига «господином канцлером», и это казалось проявлением исключительного уважения. Когда австрийский канцлер и Гитлер подписали напечатанные на машинке экземпляры, канцлер рейха предложил Шушнигу и его советнику остаться на ужин. Предложение было вежливо отклонено.

Как не решить

В течение последующих дней немецкая армия сосредоточилась на политике запугивания. Гитлер попросил своих лучших генералов симулировать подготовку к вторжению. Военная история знавала много разных ловушек и хитростей, но на этот раз притворство было исключительным. Речь не шла о стратегическом или тактическом витке, ведь никто пока не воевал. Суть заключалась в психологическом воздействии, в угрозе. Только подумать: немецкие генералы устроили театральное представление, сделали вид, будто готовятся к наступлению. Пришлось заставить моторы реветь, воздушные винты — гудеть и ради шутки отправить пустые грузовики к границе.