Она нащупывает свой путь в темноте возраста, чтобы испить глоток воды. Вместо детских голосов днем она слышит воркованье голубя, а ночью уханье отвратительной совы. Все покрыто мраком. В дверях стоит смерть. И сейчас, когда тяготят страдания и старческие боли, когда голова склоняется к ногам, когда встречаются начало и конец человеческого существования и детская беспомощность и тягостная старость сливаются воедино, в это время, в эту самую насущную пору, когда требуется проявить заботливость и нежность в отношении преклонного родителя, моя бедная старая бабушка, преданная мать двенадцати детей, оставлена всеми одна вон в той лачужке, перед тлеющими в золе угольками. Стоит ли она, сидит ли, идет ли, пошатываясь, падает ли, стонет ли, умирает ли – рядом нет никого из ее детей и внуков, чтобы вытереть холодный смертный пот с ее морщинистого лба или предать земле ее бренные останки. Разве не накажет за все это праведный Бог?
Через два года после смерти миссис Лукреции масса Томас женился второй раз. Ее звали Роуэна Гамильтон. Она была старшей дочерью мистера Уильяма Гамильтона. Масса Томас жил сейчас в Сент-Микелсе. Вскоре после женитьбы между ним и массой Хью возникло недоразумение, и, чтобы отомстить своему брату, он забрал меня к себе, в Сент-Микелс. Тут я вновь пережил горечь разлуки. На сей раз, однако, она была не в тягость, как при разделе собственности; за это время масса Хью и его прежде добрая и нежная жена сильно изменились.
Влияние бренди на него, а рабства – на нее гибельно сказалось на их характерах, и поскольку это касалось их, то я думал, что не много потеряю от перемен. Но моя привязанность относилась вовсе не к ним. Скорее я испытывал это чувство к тем маленьким балтиморским мальчишкам. Я почерпнул и по-прежнему черпал от них много хорошего, и мысль, что я покину их, действительно тяготила меня. Я уезжал также без надежды, что когда-либо вернусь сюда. Масса Томас сказал, что он никогда не отпустит меня обратно. Границу между собой и братом он считал непреодолимой. Позже я раскаивался в том, что так и не попытался бежать; в городе шансов для побега в десять раз больше, чем в сельской местности.
Из Балтимора мы отправились в Сент-Микелс на шлюпе «Аманда», принадлежащем капитану Эдварду Додсону. Всю обратную дорогу я пристально высматривал направление, которым пароходы следовали в Филадельфию. Я выяснил, что вместо того, чтобы спуститься ниже, они вошли в залив[13]
, двигаясь в северо-восточном направлении и ориентируясь на Северную звезду[14]. Этот факт был очень важен для меня. Я вновь решился на побег. И решил ждать ровно столько, пока не подвернется благоприятная возможность. Когда она появилась, я уже был готов к бегству.Глава 9