В августе 1832 года мой хозяин побывал на собрании методистов, проводившемся в Бэй-Сайде, в округе Тэлбот, и обратился к религии. Во мне шевельнулась надежда, что обращение к Богу приведет его к освобождению своих рабов и что если этого не случится, то, во всяком случае, сделает его более мягким и человечным. Я был разочарован в своих надеждах. Это не сделало его гуманнее к своим рабам, ни тем более не освободило их. Если это и повлияло как-то на его характер, так только в том, что он еще больше ожесточился и озлобился во всех отношениях: я полагаю, что после обращения он стал даже еще хуже, чем был прежде. До того он опирался на свою собственную порочность, покрывающую и держащую его в беспощадном варварстве; но после обращения он нашел в религии одобрение и поддержку для своей жестокости. Он изо всех сил притязал на набожность.
Его дом был домом молитвы. Он молился утром, в полдень, ночью. Очень скоро он стал выделяться среди своих собратьев, и вскоре его избрали пастырем или проповедником. Он был незаменим в «ривайвелах»[15]
и гордился собой как инструментом в руках церкви, обращая на путь истинный многие души. Его дом стал приютом для проповедников. Они испытывали огромное удовольствие, приходя сюда молиться, и, моря нас голодом, он закармливал их. За раз у нас было трое или четверо проповедников. Покуда я жил там, чаще всего к нам приходили мистер Сторкс, мистер Эвери, мистер Хамфри и мистер Никки. В нашем доме мне доводилось видеть и мистера Джорджа Кукмэна. Мы, рабы, любили его. Среди нас считалось, что он хороший человек. Мы думали, что он стремится к тому, чтобы мистер Самюэль Гаррисон, очень богатый рабовладелец, освободил своих рабов, и по некоторым деталям создавалось впечатление, что он трудился во имя освобождения всех рабов.Когда он приходил, мы были уверены, что нас позовут к молитве. При других проповедниках нас иногда звали, а иногда – нет. Мистер Кукмэн уделял нам внимания больше, чем всякий из других проповедников. Находясь среди нас, он не мог не выказывать своей симпатии, и, какими бы дураками мы ни были, нам хватало сообразительности замечать это.
Живя у хозяина в Сент-Микелсе, я встретил белого юношу, мистера Уилсона, предложившего открыть воскресную школу для знакомства рабов с Новым Заветом. Мы встретились лишь три раза, когда мистер Уэст и мистер Фэербэнкс, оба пастыри, во главе толпы пришли к нам, вооруженные палками и камнями, и разогнали собравшихся, запретив нам встречаться впредь. Вот так прекратила существование наша маленькая воскресная школа в набожном городке Сент-Микелсе. Я уже говорил, что мой хозяин находил в религии оправдание своей жестокости. И для примера я приведу один из многих фактов, собираясь подтвердить свои обвинения. Я видел, как он привязывал увечную девушку и бил ее тяжелым кнутом по обнаженным плечам так, что капала теплая красная кровь; в оправдание своего поступка он ссылался на отрывок из Библии, цитируя его: «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много»[16]
.Хозяин держал измученную девушку привязанной в этом ужасном положении по четыре или пять часов за раз. Я знаю, что он привязывал ее рано утром, порол перед завтраком, затем оставлял ее и шел в лавку и, возвращаясь к обеду, снова порол ее, ударяя по тем местам, где кожа уже была содрана бичом.
Секрет хозяйской жестокости в отношении Хенни объясняется ее почти полной беспомощностью. Еще в детстве она попала в огонь и получила сильнейшие ожоги. Ее руки были так обожжены, что она никогда не пользовалась ими. Она мало что могла делать, не страдая от страшных ожогов. Дохода от нее не было, и, так как он был скуп, она была постоянным камнем преткновения ему. Он, кажется, жаждал самой смерти бедной девочки.
Однажды он отдал ее своей сестре, но та не имела средств, чтобы держать рабыню. Наконец мой великодушный хозяин, по его словам, позволил ей заботиться о себе самой. Вот вам и вновь обращенный человек, удерживающий мать и в то же время обрекающий ее беспомощное дитя на голод и смерть!