Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского раба, написанное им самим

Не знаю, по какой причине, но он не послал меня в Алабаму, а решил отправить обратно, в Балтимор, снова к своему брату Хью, чтобы обучаться торговле. Таким образом, после трех лет и одного месяца отсутствия мне позволили еще раз вернуться в старый дом в Балтиморе. Мой хозяин послал меня потому, что община была настроена враждебно и он опасался, что меня могут убить.

В считаные недели после того, как я приехал в Балтимор, масса Хью отдал меня внаем мистеру Уильяму Гарднеру, набирающему силу кораблестроителю, на Феллс-Пойнт. Меня направили на верфь обучаться ремеслу конопатчика. Однако оказалось, что для подобной цели это место не годится. Той весной мистер Гарднер был привлечен к строительству двух больших военных бригов, очевидно, для мексиканского правительства[18]. Судна должны были быть спущены на воду к июлю того же года, и в случае просрочки мистер Гарднер мог потерять значительную сумму, так что, когда я очутился там, все было охвачено суетой. Времени для обучения здесь не было. Каждый делал то, что он умел. В мои обязанности на верфи входило делать все, что ни приказывали мне плотники. Это всецело ставило меня в распоряжение почти 75 человек. И каждый из них был для меня как хозяин. Их слово было для меня законом. Положение мое было тяжелейшим. Временами я нуждался чуть ли не в дюжине пар рук. В одну и ту же минуту меня окликали со всех сторон. В одно и то же мгновение в моих ушах звучало три или четыре голоса. То и дело слышалось: «Фред, помоги мне наклонить сюда этот шпангоут». – «Фред, отнеси этот шпангоут вон туда». – «Фред, принеси сюда вон тот роульс». – «Фред, сходи-ка набери бидон свежей воды». – «Фред, помоги занести конец этого шпангоута». – «Фред, поскорее, схвати ганшпуг». – «Фред, держись за конец этого фала». – «Фред, сходи в кузню и возьми новый пробойник». – «Фред, сбегай за зубилом». – «Говорю тебе, Фред, помогай, молнией разведи огонь под этим котлом». – «Эй, ниггер, иди покрути-ка точило». – «Давай, давай, шевелись, шевелись, тяни этот шпангоут вперед». – «Слышь, черномазый, продери глаза, почему ты не разогрел деготь?» – «Эй, эй, эй» (три голоса одновременно). «Иди сюда! Иди туда! Стой, где стоишь! Черт тебя подери, если пошевелишься, я выбью из тебя мозги!»[19]

Это и было моей школой на протяжении восьми месяцев; я, может, оставался бы там и дальше, если бы не ужаснейшая стычка с четырьмя белыми подмастерьями, когда я чуть не потерял левый глаз и меня ужасно покалечили. Вот что произошло: незадолго до того, как я стал работать там, белые и черные плотники трудились бок о бок и не было никого, кто видел бы в этом какое-то нарушение обычаев. Казалось, все были довольны. Многие черные плотники были свободными. Неожиданно белые плотники прекратили работу, сказав, что они не должны работать со свободными цветными. Причиной, на которую они ссылались, было то, что, если тем будут потворствовать, они вскоре приберут ремесло в свои руки, а белых бедняков выбросят на улицу. Поэтому они считали необходимым для себя положить этому конец. И, воспользовавшись затруднениями мистера Гарднера, они внезапно прекратили работу, поклявшись, что не приступят к ней до тех пор, пока он не рассчитает черных плотников. Итак, хотя это требование и не распространялось на меня, удар пришелся и по мне. Вскоре и мои сотоварищи-подмастерья начали чувствовать унизительным для себя работать рядом со мной. Они начали важничать и, говоря о «ниггерах», живущих в округе, добавляли, что всех нас стоит убить; и, подстрекаемые рабочими, они как только могли начали притеснять меня, задирая по всякому поводу и не упуская случая, чтобы избить.