Повествования разных времен

Иногда, покинув садик, они брели куда-то в темноте, под сводами старинных аллей, мимо сумрачных средневековых башен и стен, все дальше, к горам. Молчали уснувшие на ветвях птицы, молчали никогда не пробуждавшиеся камни. И не мнилось, не представлялось даже, что они двое — не одни единственно живые существа в этой молчаливой мгле. И не мыслилось, что когда-нибудь возможно что-либо иное. Хотелось, чтобы не было тому конца, чтобы их уединение продолжалось вечно.

Еще тогда Бородин почувствовал, поверил, а сегодня — столько лет спустя — знает, не сомневается: одна лишь Катя, только она, как никто другой, способна понять его. И — поддержать. А потребуется — простить, даже в тех случаях, когда сам себе не прощает. Нелегко ей, бедняжке, и рядом с ним и вдали от него. Но рядом все же полегче… Голубка милая, прилетела бы поскорей!.. Услышать бы негромкое постукивание ее доброго, чуткого сердечка… Такой и представляет он себе Ярославну, только такой.

Как близко, как понятно ему теперь состояние разлученного со своею ладой, плененного князя! Так же, как Игоря, изматывают Бородина бессонные ночи, когда томишься, не находя исхода. Как жаждет измаявшаяся душа свободы — не для дикого разгула, не для безудержного беснования, но дабы трудом праведным, ничем не стесненным, искупить свои невольные провинности, чтобы завершить задуманное и незавершенное. Сколько доброго, нужного народу и Отечеству мог бы он сделать еще! Старался бы, во всяком случае. Но разве не старается? Разве так уж не свободен он? Разве — подобно иным своим студентам — под арестом? Разве — подобно князю Игорю — в плену у недруга? Кто и что гнетет? Кто, где и чем мешает?

И крыша над головой, и хлеба вдоволь на столе, и близкие — при нем (кроме Кати, но приедет же она, в конце-то концов!). В почете, в уважении тоже недостатка не испытывает. Ни в чем, выходит, недостатка нет! Однако неспроста душа томится. Чего-то, знать, недостает. Чего? Свободы, опять же? Но где же, в чем же твоя неволя, Бородин? Впору бы явиться сюда сейчас хану Кончаку и вопросить, хитровато прищурясь:

— Сознайся, разве пленники так живут? Так ли?

4

Уж сколько лет, как ждет своего часа затеянная опера «Князь Игорь»! А надобно ли возвращаться к ней? Ведь и Второй квартет до сей поры не закончен. Многое не сделано. Удастся ли? И все ли начатое надо непременно завершать? А ежели не то и не так начато, не то и не так задумано?

Весь опыт своей души, все, на что только способен, старался он вложить в задуманную оперу. И что же? Мало ли опыта накоплено душой? Мало способности отпущено от роду?

Уже после написания своей Первой симфонии, все неудержимее стремясь к созданию в музыке полотен эпических, монументальных, Бородин принялся искать подходящий сюжет для оперы. Найти помог Стасов — подсказал: а «Слово о полку Игореве»? Не придерживаться его буквально и дотошно, не иллюстрировать музыкальными картинками, а принять как отправную точку исканий и дерзаний. Ох, до чего же по душе пришлась подсказка! И боязно стало, сомненье одолело: по плечу ли? Что ж, волков бояться — в лес не ходить. Надо попробовать, приняться, а там — видно будет.

И принялся, да как принялся! Все, что так или иначе относилось к замыслу, читал и перечитывал. В этом снова помог все тот же Стасов: доставлял Бородину из Публичной библиотеки различнейшие летописные тексты, выполненные разными авторами переложения «Слова» со старославянского, всевозможнейшие научные трактаты. Прочел эпические русские песни, «Мамаево побоище», «Задонщину». Читал все, что только доступно было, из тюркского фольклора — дабы получше постичь душу половецкую. С той же целью изучил записи мотивов песен тюркских и угро-финских народов, собранных и в Средней Азии, и в Венгрии. Тут немало подсобил поэт Майков, тоже, кстати, по-своему пересказавший «Слово…». Немало истинного удовлетворения испытал Бородин в самом процессе этой предварительной работы. Но…

Но через год, и не сразу, а постепенно, исподволь, удовлетворение сменилось сомнением. А сомнение едва не довело до отчаянья.

Не раз пытался сделать хоть сколько-нибудь номеров из подготовленных материалов. Ничего не получилось.

Послушал «Пророка» в Мариинском театре — засомневался пуще прежнего: сама по себе задуманная опера, не драматическая в строгом смысле, представилась чем-то неестественным. Мало, мало здесь драматизма, мало сценического движения! Хотя, казалось бы, для самой музыки такой сюжет куда как благодарен. Ошибочное трактование сюжета со стороны драматической и сценической может сказаться лишь впоследствии — тогда уж дела не поправить.

А где гарантия, что сам такой сюжет придется по душе публике? Нет такой гарантии. Скорее всего, публике никак не понравится. А где гарантия, что вообще поставят подобную оперу? Опять же, нет гарантии. Ну, а ежели и состоится постановка, то сколько же с нею связано будет суеты, досадных мелких хлопот, возни с организацией репетиций, сколько выбивающих из колеи недоразумений — с дирекцией, с исполнителями…