Поворот рек истории

– Да-а…. – протянула Желябова, в сердцах махнув рукой. – Все эти ваши нежные мечты. А осознаете ли вы груз ответственности? Помимо вашего ребенка, у нас с вами большое дело, вы, надеюсь, не забыли? – она окинула взглядом разбитые витрины кондитерской на углу Стремянной улицы и Поварского переулка. – И чем меньше помех мы встретим на пути, тем лучше.

Прекрасные французские сладости лежали, втоптанные в снег. Грегуар потянулся было к ним, но отдернул руку, видимо, вспомнил строгое воспитание Варвары Степановны. Софья пошевелила растоптанное пирожное носком башмака:

– Вот чего добиваются эти мародеры, как вы полагаете?

Алевтина рассеянно посмотрела ясным взглядом на благодетельницу, и та окончательно убедилась в бесполезности своих слов. Дальше они снова шли молча, незадачливая мать, прихрамывая, крепко сжимала ручку сына, но думала лишь о том, сможет ли застать Пьера.

Месье никуда не делся, он отдыхал все в той же комнатке, куда его спрятали от городового. Алевтина втолкнула туда ребенка и приготовилась наблюдать трогательную сцену воссоединения семьи.

– Mon papa… – нерешительно произнес Грегуар.

– О, mon fils… – отозвался Пьер без особого энтузиазма. «Маман» решила оставить их одних и поковыляла в соседнюю комнату. Там Софья, уже переодевшаяся в свое обычное суконное платье, сердито уничтожала остатки модной прически у себя на голове.

– Эх, жаль! – вздохнул Андрей Иванович. – Как тебе наряды к лицу!

– Вздор, – отрезала Желябова, – пустое это.

Вечером супруги позвали Алевтину на важный разговор. Оказалось, что листовки больше раскладывать не надо, и Боже упаси ей теперь рассказывать о своей связи со славянофилами. Девушка про эту свою связь слышала впервые и не очень хорошо понимала, кто такие славянофилы, но решила помалкивать и лишь старательно кивала. Две другие новости порадовали ее значительно больше. Софья собиралась поискать Пьеру работу гувернера. А главное – сказала, что негоже родителям ребенка жить не в браке, и она будет договариваться об их венчании в самое ближайшее время.

Андрей Иванович при этом тихо пробурчал:

– Соня, ты, конечно, имеешь большое влияние на отца Трофима, только это уж, право, слишком. Француз ведь навряд ли никонианец, уж не говоря о нашей вере…

Девушка не слышала его, не хотела слышать. Невзирая на боль в подвернутой ноге, она вскочила и бросилась обнимать свою благодетельницу так горячо, будто получила сейчас Пьера от нее в подарок.

На следующий день Алевтина не могла сдерживаться и все время напевала от наполнявшей ее радости. Иногда мелодичное мурлыканье прерывались ойканьем – нога болела еще сильнее, лодыжка опухла и не влезала в башмак. Варвара Степановна заметила это, уложила бедолагу в постель и начала лечить мазями, а в Английский клуб послала служанку с запиской. Напрасно девушка делала вид, что уже все прошло, на улицу ее не выпустили, лишив возможности лицезреть любимого.

Месье же, как можно догадаться, не слишком горевал от разлуки. Он с удовольствием пробовал домашние наливочки, которые приносили Софье благодарные крестьяне из ближних сел. Они искали работы в Петербурге и охотно учились у нее грамоте – она брала дешевле всех. А так как супруги Желябовы не жаловали пьянство, бутылок в квартире на Кузнечном накопилась целая полка. И стояли они как раз в комнатке, где находился Пьер.

Андрей Иванович вошел туда за книжкой и невольно поморщился от сивушного запаха. Спросил медленно, чтобы было понятно иностранцу:

– Как ваш сын? Вы подружились?

– О, дьети, это цветы… – неопределенно ответил месье. Желябов, пожав плечами, пошел к жене:

– Соня, ты нашла нашему… гм, гостю работу?

– Не так-то это просто, – ответила она недовольным тоном, – сам бы попробовал.

– Я просто поинтересовался.

Жена помолчала, раздумывая, говорить или нет.

– Видишь ли, я очень надеялась на Лизоньку Разумовскую, они ведь мои родственники. Спросила у нее. И вообрази: оказывается, он как раз работал у них, и они же его и выгнали – он пытался соблазнить Мари.

– И ты хочешь связать Алю с таким человеком?

– Она уже и так связана с ним навеки. Теперь либо эта связь останется греховной, либо мы поможем заблудшим стать на путь истинный.

Андрей Иванович промолчал, а Софья озабоченно прибавила:

– Я хотела его пристроить во французскую пекарню, что здесь рядом, договорилась даже, да разгромили ее.

Через несколько дней Алевтина спешила на Кузнечный переулок – нога ведь уже почти не болела. Пьер встретил ее в прихожей, галантно помог снять шубейку.

– Как здоровье mon fils? Я скучаль. Очьень люблю тебя и mon fils!

– Аля, можно тебя на минутку? – высунулся из двери Андрей Иванович.

С нехорошим предчувствием она поплелась в комнату. Лодыжка почему-то опять заныла.

– Ну как бы это тебе сказать… – вполголоса начал Желябов. – Ты такая чистая, так веришь людям…

– Скажите, как есть, – прервала Алевтина.

– Не любит он тебя. Даже если ему венчаться с тобой позволят, в чем я сомневаюсь, это ничего не значит. Наше венчание даже нововерцы никонианские не признают, не то что латиняне.