Дочь Хмельницкого являет собой яркий пример того, что украинские женщины напрямую активно участвовали в политической жизни Украинского гетманства, не стесняясь вмешиваться в «мужские дела» или спорить со своими родственниками. Такая традиция замещать мужа и активно действовать в его отсутствие существовала и в Великом княжестве Литовском. Судебные акты того времени пестрят случаями, когда украинские пани активно защищали собственные интересы или интересы своих близких, не стесняясь в средствах. Иногда они могли вместе со своими слугами предпринять «наезд» (В 1600 г. Марья Линевская приехала в церковное село со своими слугами с требованием уплаты долга)[339]
. Гродская книга 1613 г. зафиксировала следующий яркий эпизод. Некий пан Лукаш Круковский ночью вломился в дом местного священника, избил его и его жену (священник от побоев на следующий день умер) и забрал имущество, в том числе привилеи на маетности и ссудные листы. Затем он бежал в замок этого местечка к пани Консиновской, чей муж и владелец замка отсутствовал. Погоня за Круковским ринулась к замку, с требованием, чтобы пани выдала «злодея». Но она заявила войту, мещанам и шляхте, что «шляхтич не должен подвергаться заключению, его можно отдать только на поруки». Это была прямая апелляция к Литовскому статуту, которая данная женщина прекрасно знала. Когда кто-то из толпы решил бить в набат (прошел слух, что Л. Круковский хотел бежать, узнав, что священник умер), пани лично их отпихнула, заявив: «Да вы его хотите живого съесть; он у меня в комнате сидит». А потом вернулась в замок и распорядилась дать ему коня своего мужа и выпустить из замка.Также можно вспомнить и эпизод периода Украинского гетманства, когда Ганна Хмельницкая, третья жена Богдана, издавала в отсутствие мужа летом 1655 г. собственный универсал на владения Густинского монастыря[340]
. Выдающийся знаток казацкой старшины А. Лазаревский, опубликовавший этот документ, отмечал, что мы не может точно судить – был ли это единичный случай, или же подобные распоряжения гетманш в отсутствие мужей имели место достаточно часто.Даже если женщины официально не вмешивались в мужские дела, это не значит, что они на самом деле не руководили своими мужами. Многое известные деятели казацкой эпохи истории Украины оказывались «под каблуком» своих «половинок». Помните, как у Гоголя: «Эх, если бы я был царем или паном великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам…»[341]
. Видимо, не случайно И. Гизель среди распространенных грехов своего времени называл желание «жен господствовать над своими мужьями[342].Среди знаменитых «стерв», командовавших своими мужьями, особо выделялись Любовь Кочубей (жена уже неоднократно упоминавшегося знаменитого Василия Кочубея) и Настя Скоропадская (жена гетмана И. Скоропадского).
Любовь Кочубей была женщиной с сильным, но склочным характером, и ее имя не раз упоминается в связи с конфликтами между старшиной. Она была дочерью старого Полтавского полковника Ф. Жученко, с детства привыкла к власти, чтобы все подчинялись ее воле. К тому же она явно отличалась авторитарными замашками. Любовь руководила своим мужем – богатым и влиятельным генеральным есаулом Василием Кочубеем (впоследствии – генеральным судьей). Мазепа не случайно в своем письме к Василию обвинял в их конфликте его «гордую, многоречивую жену», «женскую проклятую гордыню, гордость и высокоумие». Гетман советовал Кочубею наложить на жену мундштук, «который как на коней, так и на кобыл кладут»[343]
.Сам Кочубей признавался, что всем его имуществом ведает его жена[344]
. Документы того времени доносят до нас яркие сцены, великолепно характеризующие нравы старшины и стервозный характер Любы Кочубей. Так, когда Киевский полковник К. Мокиевский был приглашен в дом Василия Кочубея на пасхальную неделю, на него с руганью набросилась некая «Тышчиха» – по указанию пани Кочубея. Мокиевский утверждал, что женщина его «так бесчестила бранными словами, что с великой печали и стыда обливаясь слезами, не помню как из дома вышел»[345]. Сама Любовь описывала одну не менее яркую сцену. 1 января 1707 года Мазепа был в Батурине и присутствовал на именинах Василия Кочубея. В застольной беседе гетман бросил Любови: «Почему они их дочь за него не дали?». Та отвечала: «Полно де тебе коварничать! Ты не только нашу дочь изнасиловал, но и с нас головы рвешь, будто мы с мужем с Крымом переписывались». Мазепа тут же поймал ее на слове: «Откуда вы знаете, что я об этом знаю?» Любовь начала рассказывать путаную историю про писаря, который при смерти передал копию гетманских писем и т.д. Гетман даже не стал себя затруднять своими обычными ловкими приемами, и прямо заявил, что нечего на мертвого лгать, к тому же он все равно им не верит[346].На основании этого замечательного эпизода мы еще раз утверждаемся в мысли, что женщины присутствовали на застольях старшин, а Люба могла себе позволить вступать в пререкания и брань не только с полковниками, но и с самим гетманом.