«Мне кажется, вы слишком суровы к франкмасонству в том, что касается Франции, — писала королева Мария Антуанетта своей сестре Марии Кристине 26 февраля 1781 года. — Здесь оно вовсе не имеет того значения, каким может обладать в других частях Европы, по той простой причине, что все кругом франкмасоны[55]: таким образом, нам известно всё, что там происходит. Откуда же взяться опасности?
Для тревоги была бы причина, если бы это было тайное политическое общество; искусство управления, напротив, заключается в том, чтобы позволить ему расширяться, тем более что на самом деле это всего-навсего благотворительное и развлекательное общество; там много едят, разговаривают и поют, и королю понятно, что люди, которые поют и пьют, не могут плести заговоры. Это вовсе не общество отъявленных безбожников, поскольку, как мне говорили, имя Божье у всех на устах. Там много занимаются благотворительностью. Воспитывают детей бедных или умерших членов. Выдают замуж девиц. Во всем этом нет ничего плохого.
Недавно принцесса де Ламбаль была назначена Великой мастерицей одной ложи. Она рассказала мне все хорошенькие вещи, которые ей там говорили, но там осушили еще больше бокалов, чем пропели куплетов; в ближайшее время должны выдать приданое двум девицам. Мне всё же кажется, что можно делать добро и без стольких церемоний, но каждому свое — какая разница, лишь бы делать доброе дело?»
Однажды холодной зимой королева раздала бедным 500 луидоров из собственных денег. Вручая эту сумму лейтенанту полиции, она сказала: «Распорядитесь скорее этими деньгами в пользу несчастных. Никогда я еще не тратила их столь приятным для себя образом». В те времена Мария Антуанетта еще пользовалась популярностью-. в знак благодарности народ возвел снежную пирамиду в конце улицы Кок-Сент-Оноре, увенчав ее картиной с изображением их величеств и благодарственным посланием в стихах. Меньше чем через десять лет королеву повезут на гильотину…
Ложа Девяти сестер каждый год передавала ректору какого-нибудь коллежа французской столицы некоторую сумму денег для распределения между самыми бедными учениками. Предпочтение отдавалось тем, кто получил какую-либо награду университета. Ежегодно ложа выделяла средства на образование и пропитание трех молодых людей, готовившихся изучать «механические искусства». Как только один из них поступал в обучение, ему на смену тотчас приходил другой. За учебу, кстати, тоже платила ложа.
Британские франкмасоны основали в XVIII веке крупные воспитательные учреждения для дочерей и сыновей масонов, а также дома престарелых для масонов и их супруг, а Совет благотворительности раздавал многочисленные пенсии. Великая ложа мастеров-масонов Марка, которая была чрезвычайно богата, также занималась благотворительностью. Объединенные Великие ложи Германии содержали в Ганновере внушительный центр, осуществлявший руководство несколькими социальными учреждениями, приютами и больницами.
На ритуальный вопрос «Кто является моим ближним?» масон должен был отвечать: «Все люди».
Масонская солидарность?
Существует общепринятое мнение, что масоны горой стояли друг за друга; во французском языке даже появилась поговорка: «Это настоящее франкмасонство», — сегодня мы сказали бы «мафия».
На пустом месте ничего не возникает, и основания для подобных утверждений наверняка имелись. Например, сэр Исаак Ньютон, друживший с масонами, в частности с Кристофером Реном, пользовался их поддержкой в борьбе против своих противников в палате общин английского парламента. Жан Франсуа Мар-монтель, издатель популярного французского журнала «Меркюр», «символически» был заключен в Бастилию в конце декабря 1759 года за то, что отказался выдать неугомонного масона Кюри, написавшего сатиру на венерабля герцога д’Омона (авторство приписали Мар-монтелю).
Благотворительность масонов изливалась прежде всего на «братьев», а уж затем на остальных. Помощь же «братьям» состояла в том числе и в служебном содействии. Масонский диплом был залогом, обеспечивавшим восхождение по карьерной лестнице. В России благодаря «братской» поддержке целые учреждения наполнялись масонами.
Австриец Иоганн Георг Шварц попал в Россию в 1776 году, когда ему было 25 лет, воспользовавшись протекцией князя И. С. Гагарина. Познакомившись со Шварцем во время своего очередного путешествия по Европе и узнав, что он масон, князь снабдил его необходимыми рекомендациями и пристроил в Могилеве в гувернеры к детям своего хорошего знакомого А. М. Рахманова. С разрешения И. П. Елагина Шварц быстро (1776–1777) основал в Могилеве масонскую ложу «Геркулес в колыбели» и уже в 1779 году, благодаря новым масонским связям, в том числе с М. М. Херасковым, перебрался в Москву. Здесь он сразу получил место лектора немецкого языка в Московском университете. Австриец Франц Антон Месмер, прибыв в Париж, смог немедленно заняться распространением своей теории «животного магнетизма», опираясь на поддержку среди масонов.