Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

Когда с глаз посвященной спадала символическая повязка, она сначала видела «братьев», а уж потом «сестер». Приветственные возгласы тоже изменились. Руки прикладывали к груди — правую руку на левую грудь и левую на правую, и большие пальцы образовывали угольник. При этом полагалось пять раз воскликнуть: «Ева!»

Во время церемонии посвящения во вторую степень со скалы низвергалась «река». В центре земного рая возвышалась аллегорическая яблоня, обвитая змеем из раскрашенного картона. Голова змея была насажена на проволоку так, чтобы он мог раскрыть пасть и держать в ней яблоко. Посвящаемой предлагалось взять это яблоко в руки, но «брат-оратор» не позволял ей этого сделать. Посвященная женщина, в отличие от Евы, не станет слушать змея-искусителя. В третьем градусе в ложе представляли Вавилонское столпотворение, в четвертом — ковчег Завета. В высшем градусе адоптивный ритуал принимал размах трагедии. Посвящаемая выступала в роли Юдифи. В первой части церемонии она просила великого жреца Элиахима открыть ей врата родного города Вифулии (Ветилуи), осажденного врагами Израиля, обещая освободить ее. Во второй части, дважды воскликнув «Победа!», она появлялась в ложе, держа в левой руке отрубленную голову Олоферна, а в правой — меч. Голову передавали «брату» и устанавливали на пике рядом с алтарем. Смысл был в следующем: Вифулия — это человеческая душа, Олоферн — сила зла, осаждающие — пороки, Элиахим — бессильная человеческая воля, Юдифь — символ высшего героизма, идеал героической женщины. Этот градус стоял наравне с градусом мщения рыцарей Кадош.

На Галльском конвенте в Лионе в 1778 году «брату» Луи де Бейерле пришла в голову идея, вдохновленная модой на «рыцарские» градусы: женские ложи должны возродить куртуазную любовь и суды любви! В то же время «сестры» — «нежные матери, верные супруги, искренние подруги и благодетельницы». Конвент велел ему подготовить проект таких лож, включая «строжайшие законы, чтобы помешать распространению в сих ложах роскоши и ненужных трат, кои иссушили бы источники благотворительности, и запретить празднества с танцами, способные вызвать беспорядки».

Собрания адоптивных лож, как и подобает, заканчивались агапой. Зал, где проводился банкет, подразделялся на четыре «климата»: его восток назывался Азией, запад — Европой, юг — Африкой, север — Америкой. Столы, как и у мужчин, устанавливали буквой П. В «Азии» сидела великая мастерица с великим мастером.

От военной лексики, свойственной мужским пирам, здесь перешли к более мирной, библейской: бокал называли лампой, вино — красным маслом, воду — белым маслом, бутылки и графины — кувшинами. «Заправить лампу» значило налить вина в бокал, «задуть лампу» — выпить, «исполнить свой долг пятью» — аплодировать.

Тосты провозглашали так же, как на мужских собраниях. Великая мастерица стучала молотком, привлекая внимание собрания. «Гасить лампу» полагалось в пять приемов: взять бокал, поднять, выпить, выставить вперед, опустить на стол со стуком, после чего пять раз хлопнуть в ладоши, выкрикивая «Ева!».

Агапа сопровождалась балом.

В провинции принадлежность к адоптивной ложе могла быть проявлением зависимости женщины от мужа: в таких ложах состояли в основном супруги «братьев». В Безансоне в 1778 году в адоптивную ложу Искренности входили супруга председателя и жены четырех советников парламента. В Тулузе в ложе Совершенной дружбы состояли 37 «братьев»-магистратов и 25 дам, из них половина носили фамилии «братьев».

Во многих городах адоптивные ложи состояли из праздных, но активных горожанок, что сказывалось на гармонии внутри мужской ложи. Чтобы быть допущенными к работе смешанной ложи, «братья» должны были пройти отбор у «сестер». В провинции дамы даже претендовали на право голоса в отношении обеих лож — мужской и смешанной. В Рошфоре в 1774 году разразился скандал. Брат Люкаду основал в этом городе ложу Постоянного общества, которая на самом деле была старой ложей Мудрой свободы, но под новым именем: он уступил притязаниям дам, чтобы им понравиться. Узнав об этом, ложа Великого Востока Франции стала метать громы и молнии, устраивать расследования. Лукавые завистники говорили, что дамы даже получили разрешение проникнуть в мужской храм и видеть там символы, предназначенные только для мужчин. Люкаду оправдывался, как мог, но его ложу в итоге вычеркнули из списков. Правда, когда страсти поутихли, ее снова туда занесли — после трех лет бездействия и сплетен в маленьком городке.

Луи Филипп Орлеанский стал великим мастером Великой ложи Франции после смерти графа де Клермона 16 июня 1771 года. В 1773-м его супруга Луиза Мария де Пантьевр вступила в орден, а ее сестра, герцогиня де Бурбон, была провозглашена великой мастерицей адоптивных лож в 1777 году. Близкая подруга королевы Марии Антуанетты принцесса де Ламбаль тоже вступила в орден; в 1781 году ее провозгласили великой мастерицей всех регулярных шотландских лож Франции.