Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

В Англии или Швеции женщины могли наследовать трон; во Франции это было исключено, поэтому роль королевы сводилась к производству потомства. Людовик XV Возлюбленный, воспитанный благочестивым кардиналом де Флёри, собирался хранить верность своей жене Марии Лещинской, однако, слишком ревностно исполняя свой супружеский долг, довольно быстро утомил ее родами, не дававшими ей передышки, и она стала закрывать дверь своей спальни перед пылким супругом. (Надо отметить, что презервативы, широко использовавшиеся в Англии «для спокойствия дам», по выражению Казановы, во Франции находились под запретом. Если кое-кому и удавалось раздобыть контрабандный товар, «английские штучки» служили больше для забавы, чем использовались по прямому назначению, судя по запискам Казановы.) Королю пришлось искать утешения на стороне; из всех его фавориток только маркиза де Помпадур, памятуя о своем низком происхождении, относилась к Марии Лещинской с подобающим почтением, чем примирила королеву со своим присутствием при дворе. Маркиза дорожила своей ролью «друга» короля, благодаря которой имела определенное влияние и могла покровительствовать собственным друзьям. (А надежных друзей было раз-два и обчелся; например, Вольтер, воспевавший маркизу в стихах и получавший от нее подарки, стал осыпать ее ехидными остротами, как только перебрался в Потсдам, под крыло Фридриха II; маркиза простила ему это предательство, поскольку по-прежнему чтила его как философа и поэта.) Чтобы удержать при себе Людовика, маркиза де Помпадур, холодная в постели, снабжала его «безобидными» любовницами — то есть не стремившимися занять ее место. Переболев «нехорошей болезнью», король стал осторожнее и отдавал предпочтение девственницам: знаменитый Олений парк стал настоящим сералем, куда ему поставляли несовершеннолетних гетер. Джакомо Казанова в своих воспоминаниях похваляется причастностью к появлению в королевском гареме пятнадцатилетней Марии Луизы О’Мерфи, портрет которой, заказанный им художнику Буше, попался Людовику на глаза.

Судить о том, какова была нравственная атмосфера в высшем французском свете, можно по эпизоду казни Дамьена, описанному тем же Казановой. Дамьен, помешавшийся слуга, совершил покушение на Людовика XV, пырнув его перочинным ножом, и был приговорен к четвертованию. Казнь состоялась 28 марта 1757 года; многие дамы из верноподданнических чувств пожелали присутствовать при этом ужасающем зрелище и за большие деньги сняли места у окон в домах, выходивших на Гревскую площадь. Дамский угодник Казанова уплатил за два окна и пригласил несколько дам. Когда у несчастного осталась половина тела, Казанова невольно отвел глаза и тут увидел, что один из тогдашних донжуанов, стоявший рядом с ним позади дам, задрал подол одной из них и совершал с ней половой акт. Казанову это только позабавило. В салонах, по его же замечанию, «свобода нравов была умерена приличиями», что не помешало ему наглядно продемонстрировать различия в анатомическом строении мужчин и женщин одной девушке, признавшейся в своей «необразованности» в данном вопросе.

Казанова демонстрирует презервативы парижским дамам

Австрийская императрица Мария Терезия родила своему супругу Францу 116 детей, но он еще и предоставил ей заниматься государственными делами, утратив популярность после нескольких военных поражений, а сам предавался удовлетворению своей похоти. Российская императрица Екатерина II стала «русской Мессалиной». На приглашение масона Р. А Кошелева приехать в Россию Сен-Мартен ответил, что не может этого сделать, пока жива императрица, «известная своею безнравственностью».

Многие, и не только члены масонского братства, считали, что исправление нравов связано с личностью государя: «Примером более, нежели словом, должно правительствовать». Но было очень сложно сохранить нравственное здоровье в отравленной среде. Даже цесаревич Павел, известный безукоризненной личной жизнью и филантропическими стремлениями, не уберегся от романа с фрейлиной Нелидовой.

Возможно, моральный упадок общества объяснялся тем, что юноши и девушки вступали во взрослую жизнь слишком рано, не обретя нравственной устойчивости. Соприкосновение с грубой реальностью обжигало нежные, еще не сформировавшиеся души, покрывавшиеся защитной коркой цинизма. Например, Филипп Уортон осиротел семнадцати лет, и его сразу женили на юной Марте Холмс, дочери ирландского генерала. Однако юный муж, жаждавший деятельности иного рода, бросил молодую жену и умчался в Париж, где Яков III наделил его множеством дутых титулов, после чего вернулся обратно и заседал в ирландской палате лордов. Через два года после свадьбы он ненадолго осчастливил своим вниманием брошенную жену, которая родила ему сына Томаса. Но младенец не прожил и года, и Марта была окончательно покинута.