Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

А как расценивали возможность пожить в «России» писатели? Казалось бы, новая гостиница с пятью ресторанами, один из которых разместился на 21-м этаже, позволяя жующим гражданам рассмотреть город-герой с птичьего полета. Живи и радуйся! Но нет. Как и в случае с Дубулты, выбор между «Москвой» и «Россией» подтверждал номенклатурный вес литератора – здесь тоже «сортировали» по рангу. Один из самых известных советских писателей, так и не переехавший в Москву и оставшийся до конца верным «малой» белорусской родине, Василь Быков рассказывает: «В Москве собирался [Четвертый, 1967 года] съезд СП СССР, из Минска мы поехали большой группой. Перед открытием, как обычно, толпились в тесных коридорах на Воровского, получали направления в гостиницы. Это было важное и сложное дело – размещение по гостиницам. Поселяли с большим разбором, в зависимости от веса, который имели те или иные писатели и организации в глазах начальства. Одних (руководителей, депутатов, народных) селили в гостинице “Москва”, других, без титулов и заслуг – в “России”. Получив направление в гостиницу рангом ниже, шли жаловаться Маркову или Воронкову или посылали к ним Шамякина (Иван Шамякин, один из руководителей Союза писателей Белоруссии. – А. В.) с ходатайством. Шамякин ходатайствовал тоже с большим разбором, не допуская уравниловки. Я получил номер в “Москве”, Адамович – в “России”»{288}.

Затем Быков с Адамовичем узнали от Анатолия Гладилина об открытом письме Александра Солженицына съезду писателей – в защиту свободы творчества и против цензуры. Они также поставили свои подписи. Потом позвонили Солженицыну, с которым еще не были знакомы. Александр Исаевич предложил встретиться. Договорились повидаться в гостинице «Москва», в номере Быкова.

Солженицын пришел к Быкову и Адамовичу уже на следующее утро, «Купили выпивку», – сообщает Василь Владимирович, приготовивший для такого торжественного случая еще и фотоаппарат. Александр Исаевич немного припозднился. Поговорили откровенно, как единомышленники. Солженицын сказал, что рад познакомиться с белорусами лично, что читал их книги, разделяет их пафос. Поведал он и о своих литературных планах, о большом произведении, посвященном Первой мировой войне – речь шла о романе «Август четырнадцатого», и о том, что летом рассчитывает побывать в «Восточной Пруссии». Примечательно, что Быков именно так и пишет – «Восточная Пруссия», хотя вообще-то эта бывшая германская территория уже давно стала Калининградской областью. Солженицын в гостях у белорусских писателей «вел себя уверенно и смело. От выпивки он отказался». В конце разговора сфотографировались на память.

Застать Быкова на его месте во время съезда было нелегко: в зале он появлялся редко, большую часть времени проводя в кулуарах или в буфете. Туда стекалось немало писателей: докладная скукочища кого угодно могла довести до буфета. Но вот незадача: если еды было навалом, то выпивка полностью отсутствовала. Литераторы негодовали: «Особенно возмущался Виктор Астафьев – я к тому времени был уже с ним знаком, и мы хотели обмыть встречу. Да не было чем. И Виктор громко, повергая в смятение вышколенную гэбистскую обслугу, возглашал, что без водки не победили бы в войне – даже с громовыми призывами политруков. “И белорусские партизаны это знают – правда, Василь?” – шутливо обращался он ко мне. Я согласился и напомнил Виктору, как на банкете во время предыдущего съезда он выручил Константина Симонова. Тот вальяжно прохаживался между рядами столов с каким-то иностранцем, а за ними, как хвост, таскался подозрительный тип, явно гэбистского вида, все старался подслушать их разговор. Когда они остановились, остановился и он, как раз возле нашего стола, рядом с Астафьевым. Павел Нилин, который был с нами, понял, в чем дело, и обратился к тому типу с вопросом: “Вы из какой организации?” Но тот словно не слышал вопроса: все его внимание было обращено на Симонова и иностранца. Тогда Астафьев громко, перекрывая гул застолья, сказал: “Да он из организации Семичастного! (председатель КГБ СССР. –  А. В.) Оглянитесь, Константин Михайлович!” Симонов оглянулся, и тип, вобрав голову в плечи, молча юркнул в сторону. Вечером в гостинице мы обсуждали этот случай, и Астафьев довольно нервно напомнил, где мы живем. Он сказал, что в 30-е годы в СССР было СТО миллионов сексотов, об этом говорил сын Георгия Маленкова, а уж он что-то знал. Да и сам Хрущёв, разоблачая Берию, говорил, что в СССР каждый пятый – сексот. “Чего же вы хотите от писателей?” – спрашивал Виктор Петрович»{289}.