Повседневная жизнь советской коммуналки

– Вот смотри. – Она легко выскочила из-за стола, за которым сидела, отыскала в сумочке монетки и отодвинула от стены стул. – Иди сюда, смотри. Я бью монетой о стену. – Лидия Михайловна легонько ударила, и монета, зазвенев, дугой отлетела на пол. Теперь, – Лидия Михайловна сунула мне вторую монету в руку, – бьешь ты. Но имей в виду: бить надо так, чтобы твоя монета оказалась как можно ближе к моей. Чтобы их можно было замерить, достать пальцами одной руки. По-другому игра называется: замеряшки. Достанешь, – значит, выиграл. Бей.

Я ударил – моя монета, попав на ребро, покатилась в угол.

– О-о, – махнула рукой Лидия Михайловна. – Далеко. Сейчас ты начинаешь. Учти: если моя монета заденет твою, хоть чуточку, краешком, – я выигрываю вдвойне. Понимаешь?

– Чего тут непонятного?

– Сыграем?

Я не поверил своим ушам:

– Как же я с вами буду играть?

– А что такого?

– Вы же учительница!

– Ну и что? Учительница – так другой человек, что ли? Иногда надоедает быть только учительницей, учить и учить без конца. Постоянно одергивать себя: то нельзя, это нельзя… Я бы с удовольствием каждый день прыгала, да за стенкой живет Василий Андреевич. Он очень серьезный человек. Ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал, что мы играем в “замеряшки”.

– Но мы не играем ни в какие “замеряшки”. Вы только мне показали.

– Мы можем сыграть так просто, как говорят, понарошке. Но ты все равно не выдавай меня Василию Андреевичу.

Господи, что творится на белом свете! Давно ли я до смерти боялся, что Лидия Михайловна за игру на деньги потащит меня к директору, а теперь она просит, чтобы я не выдавал ее. Светопреставление – не иначе. Я озирался, неизвестно чего пугаясь, и растерянно хлопал глазами.

– Ну что – попробуем? Не понравится – бросим.

– Давайте, – нерешительно согласился я.

– Начинай».

Увы, упомянутый Василий Андреевич застукал игроков. Закричал на учительницу: «Вы играете на деньги с этим?.. Играете с учеником?! Я правильно вас понял?.. Ну, знаете… Я теряюсь сразу назвать ваш поступок. Это преступление. Растление. Совращение. И еще, еще… Я двадцать лет работаю в школе, видывал всякое, но такое…»

Надо ли говорить, что добрая учительница была сразу же уволена из школы.

Особенно же везло тем, кто жил рядом с железной дорогой. Почему? Ответ дает писательница Наталья Яскевич в автобиографической повести «Долгопрудный – город детства»:

«Время шло, мы подросли и уже бегали на ветку самостоятельно. Родители были не в восторге от этого, но поезда там ходили редко, а если и появляется паровоз, то он еле-еле тянул платформы, груженные огромными камнями, при этом дымил, пыхтел и гудел так, что слышно было на всю округу. Заслышав приближение паровоза, мальчишки бежали к железной дороге, чтобы сделать себе биту для игры в пристенок. Они подкладывали на рельсы, перед идущим паровозом, пятаки, а потом выхватывали из-под колес расплющенную и еще горячую металлическую лепешку».

Вот счастье-то!

* * *

Самой же простой игрой на деньги была, разумеется, орлянка. Игра эта древняя, еще дореволюционная. Собственно, отсюда и название – на дореволюционных монетах реверс украшался двуглавым державным орлом. Отсюда и название – орел. Решка – соответственно, аверс монеты. Не кричать же, право, во дворах «реверс» и «аверс». Как-то оно совсем не по понятиям.

Смысл же игры состоял в том, чтобы угадать, какой стороной кверху упадет подброшенная монета. Угадал – она твоя. Кстати, монеты совершенно не обязательно должны быть современными и имеющими полноценное хождение на данной территории. Но лучше, чтобы это все же было так – иначе сразу возникают требования к нумизматической подготовке играющих.

Любопытно, что орлянка существует во многих странах мира. И в каждой у нее свое название, в зависимости от особенностей национальной монеты. В Британии, например, «голова или хвост». А в Римской империи – «корабль или голова».

А возраст ее – не менее почтенный, чем у того же «пристенка». Александр Куприн писал в «Большой новогодней книге»: «Люди ловкие, умеющие найтись в каких угодно обстоятельствах, говорят, хвастаясь своими способностями, что им решительно все равно, играть ли в орлянку или убить человека, хотя между обоими этими занятиями лежит целая пропасть».

Упоминал эту игру и Юрий Карлович Олеша: «Может быть, потому, что дети, приходя сюда – в такую запретную отдаленность, – знали, что, вернувшись, будут наказаны, и потому очертя голову шли на опасность – на выбегающую из-за кочек собаку, которая могла оказаться бешеной, на двух бродяг, играющих в орлянку, на мальчика в лохмотьях, показывающего солдатский с медным черенком нож, и, наконец, на водопроводную башню, единственно в такой лишь местности позволяющую приблизиться к себе вплотную».