Читаем Повседневная жизнь советской коммуналки полностью

Повседневная жизнь советской коммуналки

Тает желтый воск свечи,Стынет крепкий чай в стакане,Где-то там, в седой ночи,Едут пьяные цыгане.Полно, слышишь этот смех?Полно, что ты, в самом деле?!Самый белый в мире снегВыпал в день твоей дуэлиЗнаешь, где-то там вдали,В светлом серпантинном залеМолча встала НаталиС удивленными глазами.В этой пляшущей толпеВ центре праздничного зала,Будто свечка по тебе,Эта женщина стояла.Встала и белым-белаРазом руки уронила,Значит, все-таки была,Значит, все-таки любила!Друг мой, вот вам старый плед!Друг мой, вот вам чаша с пуншем!Пушкин, Вам за тридцать лет,Вы совсем мальчишка, Пушкин!Тает желтый воск свечи,Стынет крепкий чай в стакане,Где-то там, в седой ночи,Едут пьяные цыгане.

О Филатове мы толком ничего не знали, о том, что это его песня, даже не догадывались. Дворовые песни вообще как будто не имели авторства. Оно, во всяком случае, ровным счетом никого не интересовало.

Зато это незнание позволяло врать песни безбожно. Я не про мотив, это и так понятно. Сами тексты от бесконечного повторения перелицовывались до неузнаваемости и теряли последние признаки логики.

Вот, например, как у нас пелся «Пушкин». Прошли десятилетия, а помню ее так, как будто только что допел последние слова, отложил в сторону гитару, отломил от протянутой сигареты фильтр (кстати, весьма распространенное дворовое пижонство) и самая красивая девушка протянула мне горящую бензиновую зажигалку (одноразовых газовых в то время, естественно, не было).

Тает белый воск свечи,Стынет крепкий чай в стакане.Слышишь, Саша, как в ночиЕдут пьяные цыгане?Друг мой, вот вам теплый плед.Друг мой, вот вам чаша с пуншем.Вам всего семнадцать лет,Вы еще мальчишка, Пушкин!Где-то там, в ночной дали,Где-то в серпантинном залеВстала ночью НаталиС удивленными глазами.Встала, вся белым-бела,Молча руки опустила.Значит, все-таки ждала,Значит, все-таки любила!

Начисто лишенная темы дуэли, с Пушкиным, помолодевшим ровно на два десятилетия, наполненная множеством несуразностей, песня пользовалась бешеным успехом. Желтый воск, ставший белым – это еще туда-сюда. Но чего ради Натали, которой в тот момент было всего четыре года, вставала ночью, опускала руки, словом, проделывала все эти телодвижения?

Сейчас-то ситуация более или менее понятна. Мы знали, что у Пушкина была жена, некая Натали, красавица. И что в какой-то момент что-то пошло не так. На этом наши знания заканчивались. О том, что Натали могла быть моложе своего супруга на целых тринадцать лет, мы, разумеется, не догадывались, да особенно и не гадали. Пушкину, как и нам, было семнадцать. Ну, нормально, ей, наверное, тоже.

Главное мечтательно закатывать глаза и старательно подвывать в конце каждой строки:

Значит, все-таки жда-ала-а-а-а-а,Значит, все-таки люби-ила-а-а-а —

Выше голос, выше:

а-а-а —

И еще выше:

а-а-а-а!

И успех местных красавиц, некурящих, но вооруженных на подобный случай зажигалками, вам обеспечен.

Поэт Алексей Дидуров даже посвятил дворовым песням московских коммуналок отдельную песню под названием «Шанхай» (другое название – «Песня о песнях детства»):

Перейти на страницу: