Повседневная жизнь советской коммуналки

Пары шли и проходили мимо
Старого зеркального пруда.
Я мечтал о девушке любимой,
Что недавно мной пренебрегла.

Прошлое мое ты презираешь,
Прошлое мое так далеко,
Ты прошла, и ты теперь не знаешь,
Как в любви признаться нелегко.

Мне волос твоих теперь не гладить,
Алых губ твоих не целовать.
Не сумели мы с тобой поладить,
Не сумеем встретиться опять.

Хочется к груди твоей прижаться,
Хочется тебя поцеловать,
Хочется навек с тобой остаться,
Хочется так плакать и рыдать.

Или, например, такая песня – одновременно и любовная, и героическая, и даже с сюжетом, что, кстати, не редкость в дворовом песенном эпосе. Действительно, песни, в которых «что-то происходит», пользовались повышенной популярностью.

Из-за пары распущенных кос,
Что пленили своей красотой,
С оборванцем подрался матрос,
Подстрекаемый шумной толпой.

Оборванец был молод, силен,
В нем кипела, играла любовь,
А матрос был войной изнурен,
Он упал, с горла хлынула кровь…

Оборванец на корточки сел,
Чтоб лицо у врага увидать.
В нем родного он брата узнал,
Но не мог его раньше узнать.

И шумела, ревела толпа,
И стоял оборванец босой,
А в сторонке стояла она,
Белокурой играя косой.

Наш современник, знаменитый музыкант Алексей Козлов вспоминал:

«Одной из важных составляющих дворовой жизни после войны были песни. Они так и назывались – дворовые песни. Их пели все. И благочинные пионеры, и школьники, и шпана, огольцы, блатные, жулики, которые все были перемешаны в одном дворе. Но были среди этих песен настоящие блатные, тюремные, лагерные, хулиганские, с матом, похабные, а были и чистые, детские, пионерские песни, но они были дворовые. Их не пели у костра в пионерлагере или на сборах в школе. Это была своя подпольная детская музыкальная культура… Если давать характеристику этим пионерским дворовым песням, то можно сказать, что они были романтическими и экзотическими. Дело в том, что там пелось о каких-то пиратах, ковбоях, просто моряках, джунглях, и о том, о чем мы, в общем, не имели никакого представления. Отсутствие такой информации восполняла литература, в частности, повести и рассказы Александра Грина, этого очень необычного, странноватого писателя, который выдумал какую-то особую страну со своими названиями городов и портов, с необычными именами героев, с гипертрофированными злодеями и прекрасными героями. Эта литература, она не просто у нас вызывала интерес к экзотике, она и воспитывала в детских душах лучшие тогда качества. В те детские годы образ моряка был очень популярен. И у меня был тоже такой короткий период увлечения этой тематикой. Я пытался носить какие-то клеши самодельные, доставать тельняшки, бескозырки, делать наколки. Это было такое поветрие. Мы пели песни о разных иностранных моряках, которые дерутся между собой.

А действие происходило в каких-то неизвестных городах с названием, например, Кейптаун. Это было название, которое ни о чем не говорило. Так же как Зурпаган из рассказов Александра Грина…

Музыка тогда звучала в дворовой жизни довольно часто. И ее роль была очень велика. Это были не просто только дворовые песни. Мы пели песни из кинофильмов, вот из тех самых трофейных фильмов, которые тогда были так популярны. В первую очередь, конечно, фильм “Три мушкетера”. Этот фильм принес увлечение шпагами. Мы начали все во дворах сражаться, нанося друг другу жуткие травмы. В результате этого увлечения появилось довольно много детей калек с поврежденными глазами, но остановиться было невозможно. Мы делали самодельные шпаги, щиты и, разделяясь на две команды, сражались, невзирая ни на что. И при этом пели замечательные мелодии из этого кинофильма. Я помню, что кто-то тогда придумал дурацкие слова на эту мелодию и во всех дворах ее пели.

Вори-вори-воришка
Залез ко мне в карман,
Он вытащил рублишко
И смылся в ресторан».

Помню, присутствовала даже историческая, можно сказать, краеведческая тематика. У нас она была представлена песней на стихи Леонида Филатова «Пушкин»: