Повседневная жизнь средневековой Москвы

Церковь считает грехом не только деяние, но и помышление. Поэтому священник спрашивал у кающегося: «Или на чужую жену помыслил еси?» Представление о греховной сущности любого человека пронизывало всю покаянную практику. «Если не блудит холостой, то мыслит всегда о ручном блуде», — считали священники. Отсюда происходило стремление контролировать любые помыслы прихожан и строго спрашивать за них. Духовные отцы допытывались у кающегося прихожанина, были ли «от скота и от птиц помышления скверные», а у прихожанки — «или рукою конское естество осязала с похотью?». Само скотоложство относилось к одному из самых страшных грехов. Византийская церковь налагала за него 30 лет поста, правило Василия Великого — 15 лет, Русская церковь XIII века — восемь лет для инока и два года сухоядения для мирянина. Позднее размер епитимьи был еще уменьшен и минимальный ее предел составлял всего 40 дней поста. Между тем в Западной Европе за такое извращение могли и казнить. «Объяснить этот факт можно двояко, — пишет Д. Занков, — либо крайней редкостью скотоложства, несмотря на повсеместное упоминание в требниках, либо не только его широким распространением, но и достаточно терпимым отношением к данному греху со стороны большинства русского общества»^{620}.

Наказанием за гомосексуальную связь был пост от трех до восьми лет. Если женщина «созади давала и через естество», полагалось поститься от сорока дней до трех лет; такое наказание ждало и мужчину: «если кто с женой сзади грех сотворит, да наречется скотом…» Гораздо строже каралась позиция «женщина сверху». Ведь в этом случае подвергалась пересмотру сама основа семейного порядка — господство мужчины. Соответственно и епитимья за этот «грех» достигала семи лет поста. Лесбийский секс, напротив, не считался серьезным грехом — за него надлежало поститься от двенадцати до сорока дней. Сексуальные связи с родственниками (в том числе и с духовной родней — кумовьями) наказывались постом на протяжении двух-трех лет (против византийской епитимьи от пятнадцати до тридцати лет). Осуждался и оральный секс, однако срок наказания за него неизвестен. Мастурбация, которая именовалась по-гречески «малакией», наиболее строго каралась, если виновный был монахом. Предел наказания за этот грех составлял три года поста, для женщин — один год. Фантазия или же богатая практика составителей покаянных вопросников допускала, что такой грех мог совершаться даже в церкви^{621}.

Некоторые вопросы духовных отцов представляются курьезными: «Или укушал еси млека женскаго?», «Или ниц лежа, а мысля блуд?», «Или в колени плесала?», «Или мывшися в кацем судне пила?», «Или в женином платье плясал?», «Или приложил главу и браду и нос к сраму?», «Зубы кусала еси кого?», «Или мигала блуда ради?», «Или спала нага или без пояса?», «Не толкал ли седалищем в игре друга?» Наконец, грехом признавалось «мочиться с другом, пересекаясь струями»^{622}.

В защиту исповедных сборников следует сказать, что содержание большинства из них касается не только нарушения седьмой заповеди, но и всех остальных. Священники также задавали прихожанам вопросы, касающиеся убийства (в том числе и детоубийства, включая аборты), воровства, обмана, насилия, чародейства, еретичества, оскорблений действием и словом. Специальные вопросы адресовались вельможам, купцам, монашествующим, и было бы неверно представлять, что церковных иерархов интересовало только лишь соблюдение паствой запретов, касающихся сексуальной сферы. Говоря о запретах, к сказанному ранее следует добавить, что Церковь регламентировала не только половых партнеров и способы занятия сексом, но также время и количество. Запрещался «блуд» в среду, пятницу, субботу, воскресенье, церковные праздники и посты, особенно в первую и последнюю недели Великого поста. Соблюдая все запреты, благочестивый прихожанин мог позволить себе секс с женой не более пяти-шести раз в месяц, при этом более одного супружеского соития за ночь также не допускалось.

Рассматривая сексуальную жизнь как греховную, Церковь видела спасение от окончательной пагубы только в интимных отношениях в законном браке. Всякое стремление получить чувственное удовольствие сурово осуждалось. Достойным примером для подражания представлялись русским книжникам животные: слон («се же животное не имеет к смешению помышления»), аист («наичистейшая птица, ниже бо мужеск пол женскаго похоти к смешению призывает, но нуждею совокупляется») и мифические единорог («и егда скидает свой рог вскрай моря, и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог») и птица феникс, возрождающаяся из пепла^{623}. Безусловное осуждение сексуального наслаждения заметно уже в терминологии: любой интимный контакт церковники именовали «блудом» — даже для вполне законных отношений между венчанными мужем и женой авторы покаянных вопросников другого термина не придумали, — а между тем блуд является одним из смертных грехов.