Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

В некотором смысле жизнь в Петербурге казалась пензенскому вице-губернатору приятной. Друзья и знакомые охотно его принимали, расточали ему вполне православные улыбки и комплименты, сажали за стол и отменно угощали. Но как только Иван Михайлович пытался заговорить о своих бедах и нуждах, улыбки с их лиц исчезали, с губ слетали неопределённые фразы типа «завтра», «надо посмотреть», «потерпите» или в воздухе повисало многозначительное «Гммм…» И на этом приятная жизнь кончалась.

Визиты в учреждение генерал-прокурора продолжались, но никакого толка из них не получалось. Князь Алексей Куракин, брат пензенского князя-помещика, знакомца Долгорукова, заведовавший всеми финансами, был мужчина вроде толковый и даже пытался настроить Самойлова на нужный лад, но «ведь бывают такие инструменты в свете, которых механизм столь испорчен с самого начала, что никакой настройщик не приведёт его на лад». Так что обширная голова Самойлова, пишет Долгоруков, создана была очевидно для того, чтобы выводить из терпения всех, кто к нему обращался.

Долгорукову советовали обратиться к Ермолову, правителю генерал-прокурорской канцелярии. Иван Михайлович послушался и сходил к этому «просвещённому невеже» и был вынужден признать, что лучше забыть этого человека навсегда. А между тем он каждый день ходил в приёмную генерал-губернатора, надеясь очевидно, взять упорством – ведь капля и камень точит! Что ж, Самойлов его, наконец, заметил и даже позвал к себе на обед. Более того, Долгоруков обедал у него дважды: один раз – как дальний родственник, а второй раз – вместе с сотрудниками его экспедиций. Разница между двумя обедами, пишет он, состояла только в том, что в первом случае за столом много болтали, а во втором – много пили.

И тогда Иван Михайлович решительно попросил Самойлова принять его у себя в кабинете. Генерал-прокурор снизошёл и принял. Но как только Долгоруков вошёл в кабинет, как через боковую дверь впорхнула генерал-прокурорша. Не успел Долгоруков открыть рта, чтобы начать разговор о своём деле, как она подскочила к мужу, потрепала его по отвисшим щёчкам, попеняла, что он слишком занят и не бережёт своё здоровье, и увела его с собой в карету, чтобы поехать в какое-то собрание.

«Вот и вся аудиенция!» – горько заключил наш вице-губернатор и решил бросить всё и вернуться обратно в Пензу. Досадуя и негодуя, Долгоруков заехал к старому знакомцу обер-шталмейстеру Нарышкину. Тот бросился Долгорукову на шею и, не придумав ничего иного, как спросил по-французски:

– Довольны ли вы своей участью?

Долгоруков с трудом удержался от того, чтобы не надерзить ему или, Боже упаси, влепить пощёчину. Одним словом, бедному вице-губернатору, вслед за Чацким, пришлось прокричать: «Карету мне, карету! Сюда я больше не ездок!» и ни с чем вернуться в свою пензенскую «пустыню».

В последний момент Долгоруков вспомнил о своей старой знакомой княгине Несвицкой. Выслушав его сетования, княгиня спросила, не хотел бы он вступить в команду князя Михаила Никитовича Кречетникова, который, будучи её любовником, заправлял тогда из Тулы принадлежавшей России частью Польши. Получив утвердительный ответ, она посоветовала, как составить к нему письмо, и Долгоруков воспрянул духом. Не откладывая дело в долгий ящик, он приехал к Несвицкой с готовым письмом, а княгиня приложила к нему письменное ходатайство от своего имени о переводе князя Долгорукова в Тулу. В этот же день от двора к Кречетникову в Тулу отправлялся курьер. Он забрал оба письма и уехал.

Долгоруков взбодрился – теперь оставалось ждать ответа из Тулы. «Счастие казалось ко мне так близко», – пишет он в своих мемуарах, – «как табак, который я из княгининой табакерки нюхал». Но мечтам избавиться от Пензы не суждено было сбыться: Кречетникову не хватило времени на то, чтобы дать ход ходатайству Долгорукова и Несвицкой: в мае наместник неожиданно «дал дуба».

Известие об этом наш вице-консул получил уже в Пензе. Он и так не уложился в отпущенный ему десятидневный отпуск и для продления оного по совету Самойлова сказался больным. Этот совет стал для Долгорукова новым поводом для возмущения: вместо того, чтобы своей властью распорядиться о продлении отпуска вице-губернатора на пару-тройку дней, генерал-прокурор, стоявший на страже закона, посоветовал его обойти обманным путём.