Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Осечка произошла из-за татарского ресторатора Карамышева, пожелавшего забрать одра на котлеты немедленно после свершения сделки. Карамышему без всяких обиняк объяснили, что ещё не все рестораторы «купили» лошадь, и нужно обождать. Карамышев согласился, и лошадь снова пустили в продажу. Сколько рестораторов «приобрели» лошадь, Львов не сообщает. Только через несколько недель почти все рестораны Петербурга вернулись к старому распорядку работы…

При Клейгельсе пропал речной пароход. Он со всей ревностью принялся за его розыски, но вскоре был вынужден их прекратить – пароход как в воду канул! Через несколько лет, сразу после отставки Клейгельса с поста киевского генерал-губернатора, член Госсовета Турау отправился в Киев с ревизией. Дом генерал-губернатора оказался пуст и не только потому, что Клейгельс в нём уже не жил, а его преемник ещё не приехал. Дом был пуст от всего: от мебели, представительской посуды и даже постельного белья. Когда Турау приехал в имение генерала, то там он обнаружил все пропажи. И пропавший пароход, стоявший как ни в чём не бывало на причале неподалёку от имения Клейгельса.. И что же? Вор был наказан? Отнюдь! Вор был фаворитом самой императрицы Марии Фёдоровны и вышел из воды сухим.

Кстати о белье. Клейгельс для генерал-губернаторского дома заказал бельё. На приобретение оного ему казна выдала 60 тысяч рублей. Бельё должно было быть помечено меткой «К.Г.Г.», т.е. «Киевское генерал-губернаторство». Но дальновидный немец дал поручение использовать метку «Н.К.», мотивировав это тем, что Киевское генерал-губернаторство скоро будет переименовано. Поэтому он предпочёл метку, которую менять не придётся. И оказался прав: Метку менять не пришлось: при уходе с поста генерал-губернатора он прихватил с собой и бельё, благо метка на нём соответствовала его имени и фамилии.

Новое бельё обошлось Николаю Васильевичу всего в 30 тысяч рублей. Куда делись остальные 30 тысяч, было известно только господу Богу: по его объяснениям, они ушли «на нужды, известные государю».

Взаимоотношения с Петербургом

В устах всех Петербург представляется чем-то вроде

жениха, приходящего в полуночи…

М.Е.Салтыков-Щедрин, «Губернские очерки»

Петербург с точки зрения провинции казался грозным, над всеми возвышающимся начальником, указания которого не обсуждались, а принимались к неуклонному исполнению, будь это сбор недоимок, набор рекрутов или поимка белой вороны для императрицы Анны Иоановны. Вот, к примеру, вкусила как-то Екатерина II заморских «гуммера» (омара) и какого-то «ташенкрепса» (в переводе буквально «карманный рак») и приказала поискать оных в северных русских морях. Обер-прокурор князь А.А.Вяземский 11 ноября 1766 года немедленно «спустил» приказ архангельскому губернатору генерал-майору Егору Андреевичу Головцыну (1763—1780) «приложить старание» и проверить, «не попадутся ли у города Архангельского таковые-же раки во время либо сельдяного или иного рыбного промысла, и если найдутся, то б несколько залив в масле …с нарочным прислать сюда».

Губернатор получил эту депешу 25 ноября, а 5 декабря, наведя справки у разных рыбопромышленников «и по довольному моему разведыванию», отрапортовал Вяземскому, что ни «гуммеры», ни «ташенкрепсы» в рыбацкие сети архангельских рыбаков никогда не попадались. Какие-то раки «в океане-море около становища Кильдина» им иногда попадались, но «есть ли в них какое тело», они того не знают. Этих раков они сушили и продавали любопытным архангелогородцам, но не в пищу, а «только для их виду». Головцын уже дал распоряжение отловить указанных раков и сделать из них один залив с маслом. Одного засушенного рака губернатор тоже пообещал послать в Петербург. Кстати, губернатор и в самом деле произвёл настоящее «разведывательное» исследование и обнаружил раков, похожих на кильдинских, в лексиконе и книге норвежских учёных. Он приказал снять с рисунка копию, которую и поднёс вельможному господину в Петербурге.

Екатерине Великой нравились не только архангельские морпродукты – она открыла для себя и смоленские «сухие конфекты», о чём уже другой генерал-прокурор граф Александр Николаевич Самойлов (1744—1814) известил смоленского генерал-губернатора генерал-поручика Г.М.Осипова (1794—1796). Григорий Михайлович немедленно отозвался на запрос графа и сообщил, что конфеты в Смоленске больше не изготовляются, но он может поднести государыне некоторое их количество собственного изготовления. Графу генерал-губернатор послал наливок собственного изготовления.