Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Окончив трапезу, опять
Помыли руки, с мест вставать
Никто не стал, внесли вино,
Как было там заведено.
Убрали скатерти затем,
Подушек, чтоб досталось всем,
И вееров внесли без счета,
И каждый, как кому охота,
Устраиваться мог, и вот
Жонглеров наступил черед:
Привлечь вниманье все хотят
Настройкой струн на разный лад,
Игрой, неслыханной дотоле.
Исполнить новый на виоле
Напев, кансону, лэ, дескорт
Искусней прочих каждый горд.
Лэ жимолости там на вьелле
Играют, здесь — лэ Тинтажеля;
Там — песнь влюбленным совершенным,
Здесь — сочиненную Ивеном.
То лютни, то виолы чьей-то
Звук слышен, то рожка, то флейты;
Тут — голос жиги; рядом — роты;
Один — слова, другой — к ним ноты;
У тех — свирель, с волынкой — эти,
На дудке — тот, тот — на мюзете;
Тот — на мандоле, там звенят
Псалтерий с монокордом в лад;
У тех — театр марионеток;
Жонглер ножами — быстр и меток;
Тот — пляшет с кубком, тот — скользит
Змеей, тот — делает кульбит,
Тот — в обруч прыгает; кого
Не знаешь, выше мастерство[155]

.

И далее рассказчик перечисляет все поэмы, которые здесь читали: песни о деяниях, античные романы, бретонские романы[156], авантюрные романы, всевозможные новеллы, легенды всех времен. Автор явно шаржирует и сгущает краски, тем не менее его картина дает представление о том, что могло происходить в реальности.

Впрочем, повезти жонглеру могло лишь по большой случайности. Бывало, что сеньор находил нужным иметь при себе компаньона, который бы его развлекал. Сам Людовик Святой по окончании трапезы удостаивал менестрелей внимания[157]. Другие великие мира сего, более снисходительные к забавам, часто держали у себя на службе любимого жонглера, остроумного и приятного собеседника, умевшего играть на виелле[158], петь, сочинять музыку и развлекать хозяина во время путешествий и прогулок либо в часы досуга. В одном романе[159] выведен некий Жугле, профессиональный жонглер, живущий при дворе императора. Он исполняет функции камердинера, раздевает монарха, выполняет его поручения, впускает посетителей. Но он так же виртуозно играет на виелле, поет, аккомпанируя себе на этом инструменте, модные песни — собственного и чужого сочинения, знает и умеет рассказывать всевозможные сказки и фаблио. В то же время его беседа так приятна, что он становится приближенным императора; тот поверяет ему свои сокровенные мысли и советуется в делах, касающихся чувств.

Это, конечно, создание воображения, выдумка романиста, однако этот романист сам был жонглером и в таком качестве долгие годы в начале XIII в. находился на службе у знатного барона, «прекрасного» Милона де Нантейя — воплощения светского любовника. Если этого недостаточно для предположения, что наш жонглер (его звали Жан Ренар) под образом императора — покровителя Жугле описал Милона де Нантейя, а в образе Жугле вывел самого себя, по крайней мере можно осмелиться сказать так: его роман был бы лишь фантазией, неправдоподобной для того времени, если бы он по необходимости не оставался в пределах реального. Даже если он был задуман автором только для того, чтобы с помощью остроумного приема указать своему покровителю Милону, как, с точки зрения интересов его придворного, ему следует себя вести, — все равно эта история заслуживает внимания как поучительное свидетельство.