Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Эта толпа не очень разборчива в отношении развлечений: она собирается как вокруг акробатов, так и вокруг певцов и рассказчиков, и жонглерам-гимнастам на ковре тоже есть чем утолить ее любопытство: они тоже умеют немало и вводят в свою программу мудреные номера — и «лотарингский», и «французский», и «шампанский», и «испанский», и «бретонский», и «римский», демонстрируя все таланты, которые мы не можем описать и которые восхищали знатоков[167], — не говоря уже об успехе, обеспеченном жонглеркам, то есть танцовщицам и заклинательницам змей[168].

Но и среди народа есть публика, которую интересуют жонглеры более высокого класса — те, кто наполовину всерьез, наполовину шутя занимает своих слушателей злободневными проблемами. Эти люди, безвестные мастера, чьи имена прочно забыты и чью работу воспроизвести трудно, влияли на общественное мнение, подобно современным журналистам. Они сыграли значительную роль в истории политических и социальных идей и порожденных ими движений; о них мы еще будем говорить.

9. Вилланы

Три тирана деревни — прево, лесник сеньора и священник — домогаются жены виллана Констана дю Амеля. Изабо благонравна: она сопротивляется. Трое ухажеров сговариваются довести ее до бедности, «истощить» — ее саму и ее мужа. Священник в проповеди обвиняет Констана, что тот женился на своей куме, изгоняет его из церкви и требует заплатить семь ливров. Прево обвиняет его в том, что он воровал пшеницу с барской риги; он заковывает Констана в ножные кандалы и требует двадцать ливров. Лесник обвиняет его в том, что тот незаконно рубил дуб и бук в барском лесу; он забирает быков Констана и требует с него сто су.

Это всего лишь сказка[169], фаблио XIII в., которую воображение автора заканчивает бурлескной и дикой местью виллана и его жены троим негодяям. Но, вероятно, сцены в ее начале не были чистой фантазией, никак не связанной с реальностью. Чтобы заинтересовать слушателя, фаблио должно было начинаться с правдоподобных событий; и если бы автор просто выдумал их, ему бы, конечно, так не удались диалоги Констана с его мучителями.

Злоключения Констана дю Амеля похожи на злоключения многих других, которым приходилось еще хуже, когда они были беднее этого сравнительно зажиточного виллана.

Положение виллана в описании моралистов являет жалкую картину. В соответствии с извечным порядком вещей виллан создан, чтобы работать, «пахать». Он трудится без отдыха и в лучший день недели. Перепахивать землю, возить на тележке мергель[170], бороновать, сеять, косить, ходить за скотиной, стричь овец, отбывать барщину — вот его жизненные занятия. Все это делается ради других — чтобы кормить рыцарей, клириков и бюргеров. Ведь продукт его труда ему почти не достается: доход, лучшие куски уходят в другие места. У него есть гусь, жирный каплун, пирог из белой муки? Было бы неуместным не пойти и не преподнести их сеньору. У него есть вино из своего виноградника? Сеньор не преминет добиться, добром или силой, чтобы это вино попало к нему. Что до самого крестьянина, то на его столе не бывает ни жаркого, ни курицы: он безмерно счастлив, когда на скверный черный хлеб может положить немного масла и запить все это молоком[171].

К тяготам повседневной жизни добавляются новые испытания, когда приходит беда. Всякая война влечет за собой разорение, и проход через деревню воинского отряда — несчастье для ее жителей. Когда добрые сеньоры на равнине устраивают турнир, куда со всех сторон стремятся участники и зрители, это ослепительное зрелище; но крестьянин дорого платит за это, если рыцари избирают для своих игр приятное для глаз обширное поле, сплошь покрытое зелеными и густыми хлебами: что останется от прекрасного хлеба, когда на нем потопчется масса коней и людей?[172]

Правду говоря, виллан, терпя угнетение, сам не церемонится с другими. На проповеди ему нужно напоминать о некоторых довольно простых обязанностях, связанных с милосердием и честностью: о том, что он мог бы оставлять бедным колючие кусты и корни, которые не выдергивает сам и которые ему ни к чему; что ему бы не стоило при вспашке земли заходить на поле соседа и сдвигать границы своего луга; что с его стороны было бы любезно платить жалованье людям, которых он нанимает, не заставляя себя упрашивать. Ведь все-таки есть крестьяне, обладающие имуществом и считающиеся богатыми, насколько можно быть богатым в их положении.