Позади вас – море

– Хиба, ты такая странная. – Мина порезала на стуле. – Могла бы давно вернуться домой. Мама с бабá не сердятся. Им просто неловко.

– Понятно. Хорошо.

– Да и то больше маме. Бабá за тебя переживает и хочет, чтобы ты вернулась.

Брови у Мины были похожи на два меча, которые вот-вот скрестятся в бою. Лицо все в праймере, контурный макияж, аккуратно подведенные губы – сущее чудовище. Клоун из кошмарного сна.

Наклонившись поближе к Хибе, она сказала:

– Слушай, ну был у тебя парень. А потом кинул. Пипец, трагедия.

– Для меня трагедия. – Глядя на наманикюренные ручки Мины, она вспомнила, как Даниэль касался пальцами ее талии.

– Забей и живи дальше.

Как бы Хибе хотелось, чтобы больничная койка проглотила ее или сложилась пополам и разломила надвое.

– Но есть и хорошие новости, верно? Ты похудела. А это здорово! Главное, не переборщи.

Пальцы на той руке, где тонкую кожу пронзала игла, были похожи на толстых червей, которых ей как-то пришлось резать на лабораторной. Впервые она поняла, что толстая, в старших классах. Мягкие складочки у подмышек уже не казались милыми. А вываливающаяся из джинсов задница теперь означала, что ты свинья. Есть при других девочках было просто ужасно. Они все сидели на диетах и никогда не чувствовали голода. Как-то она съела полсэндвича, а потом еще пакет чипсов и заработала прозвище Хиба-Глыба. Так ее и дразнили до выпускного.

Но в колледже можно было начать все сначала. Летом она неплохо скинула и первый курс начала в хорошей форме. И как раз такая, максимально стройная и подтянутая, и познакомилась с Даниэлем. Правда, трахнув ее в комнате общаги (Дженни ждала в соседней, и, кстати, для Хибы это был первый раз), он провел пальцами по ее животу и сказал:

– Нужно за собой следить.

Она честно пыталась. Ведь так хотелось, чтобы парень вроде Даниэля обнимал ее за талию в холле на глазах у всех и целовал, никого не стесняясь. Впервые на нее стали смотреть не просто как на смуглую кудрявую девчонку, у которой разве что домашку можно списать. Она стала личностью. Стала девушкой Даниэля. И не желала это терять.

Однажды утром он ушел от нее, а после занятий она увидела в его «Снэпчате» снимок своего голого зада. Даниэль так и не позвонил, не извинился. В общаге неделю обсуждали, кто бы это мог быть. Дженни спросила, не она ли это, и Хиба ответила, нет, не она. Впрочем, оказалось, что кроме нее у Даниэля было еще две подружки, так что никто ни о чем не догадался. А самое жалкое, самое жалкое, думала она как раз перед тем, как сорвалась и наглоталась колес, что она чуть ли не обрадовалась, потому что на этом снимке задница у нее выглядела еще относительно стройной. Даже с ямочками, вроде тех, что показываются у худышек, когда чуть сползают джинсы. Очнувшись в больнице, она отказалась ехать домой к родителям. А мама, можно сказать, вздохнула с облегчением.

– Мама говорит, хочешь вернуться домой – пожалуйста. Она все равно всем сказала, что ты поехала на йога-ретрит.

Хиба решила, раз кровать не пошла ей навстречу, не стала ее глотать, она исчезнет сама. Она уже делала так раньше, когда девчонки обсуждали ее зад или когда мама цокала языком, видя, что она берет добавку за ужином.

– Боже, когда она идет, жопа колышется, как желе.

– Хиба, ты точно хочешь еще? Потом придется час на эллипсоиде бегать.

В такие моменты она пряталась в молчание. Вот и сейчас представила, что сидит в своем старом худи на маленьком заднем дворе под кривой яблоней и пьет сваренный ситс кофе. А может, она сама и есть яблоня, прорастает сквозь шины и ускользает в землю. И слова Мины ее не трогают. Сестра все трещала, пыталась склонить ее к компромиссу, но Хиба не отвечала, и в итоге она покачала головой и ушла.

Ситс, вернувшись, понюхала воздух.

– Кто приходил? Мама?

– Мина.

– Чувствую, духами пахнет. – Бабушка закашлялась. – Она что, весь пузырек на себя вылила?

Хиба все молчала и лишь сжимала свои толстые пальцы, чтобы кожа на тыльной стороне ладони натягивалась до боли.

– Бахвальством воняет, – пробормотала ситс по-арабски и вскрикнула, услышав донесшийся с кровати странный звук. – Хабибти, что с тобой?

Хиба и сама не сразу поняла, что смеется.

* * *

– Они хотят приехать с тобой повидаться. На Ид аль-Миляд[33].

Ситс обожала Рождество. Сразу после Дня благодарения начинала украшать дом вышитыми скатертями и салфетками.

– Я не хочу их видеть.

Двор, где они сидели, весь припорошило снегом, даже ветки яблони серебрились. Сидо надежно ее привязал, и она так и не упала. А теперь, вся в снегу, мерцала, как ангел. Если нарядить, получится лучше елки.

– Нужно, – возразила ситс.

На коленях она держала две плошки с чечевицей. Потом поставила их на стол – одну перед собой, другую перед Хибой – и начала внимательно перебирать зернышки.

– Смотри, чтоб камешков или грязи не осталось.

Хиба пыталась повторить ее движения, следя глазами за бабушкиными пальцами, которые ловко и изящно погружались в чечевицу.

– Откуда там вообще камешки? – Она неохотно закатала рукава и тоже опустила руки в миску.