Раздражение испарилось. Она кивнула, и он легонько поцеловал ее в губы. Но отпрянул ровно в тот момент, когда она хотела предложить перейти к большему. Просто обхватил за плечи и крепко прижал к себе. Лба коснулась его борода.
– Похоже, я сегодня облажался.
– Нет.
– Да, – не согласился он. – Дай мне еще один шанс. В следующие выходные, например. Могу даже на грузовике приехать.
Она сказала: «О’кей», и он снова поцеловал ее в губы, потом в висок, взял у нее ключи и отпер дверь.
На Самиру снизошла какая-то счастливая легкость, она потянула Логана за руку. Мягко предложила:
– Не хочешь зайти?
Словно со стороны смотрела, как ее собственная рука тронула его ключицу, поползла вниз и остановилась на груди.
Логан опустил глаза на ее пальцы и резко выдохнул. А затем, заглянув ей в глаза, покачал головой.
– Ты выпила четыре бокала вина.
– И что?
– Поэтому я говорю «нет».
– Нет? – ошеломленно протянула она. Рука бессильно упала. – Срань господня!
– Позвоню тебе завтра.
– Срань господня!
Она захлопнула дверь перед его носом и в ярости вырубила на крыльце свет, чтобы спускаться ему пришлось в темноте.
Спустя две недели все собрались обсудить, что делать с баба́. В этот раз Самире по крайней мере позвонили и сообщили, где все будет. Пирог она не принесла, зато взяла с собой чековую книжку.
Парковка возле дома Рубы была занята ее старым минивэном и ржавой «Короллой» Мунира. «Ауди» Самира припарковала на улице, возле кособокого почтового ящика с поникшим красным флагом.
Мама тоже приехала.
– Здесь он жить не может, – говорила Руба, когда Самира вошла. – У нас нет места.
– Как мне его поднять, если он снова упадет? – спросила мама.
– Нас тут восемь человек, – вступил Мунир. – Джамал и так уже спит на диване. – Он глянул на застывшую в дверях Самиру. – Вот пришел голос разума.
Самира поцеловала его в щеку, и он буркнул:
– Растолкуй им, что к чему.
Самира наклонилась к матери, та сдвинула на лоб шарф и стала теребить висевшее на шее распятие. Подставила ей щеку для поцелуя, но сама дочь в ответ не поцеловала.
Руба поставила перед ней чашку кофе.
– Ты нездорова?
– Нет. Но спасибо.
– Вид у тебя неважный. Надеюсь, это не из-за новостей от Джерома? Неужели ты все еще расстраиваешься?
– Господи, Руба. Да я вообще не расстроилась.
– Мама, тебе не кажется, что Самира нездорова?
– Я ничего такого не замечаю.
Оказалось, когда бабá был дома с сиделкой, он положил пульт от спутниковой тарелки в холодильник, тот сломался, и теперь телик показывает один «Аль-Манар», канал Хесболлы. А мама не может смотреть свои турецкие сериалы, пока не привезут новый пульт. Бабá начал прятать почту. Вчера выбросил в помойку всю обувь, сказал, что она ему мала. А сегодня полдня копал яму в газоне, искал там свое свидетельство о натурализации, то самое, где в графе «Место рождения» стоит «Палестина». Думает, жена его где-то там спрятала.
– Зачем же ты его закопала? – пошутила Самира.
И все злобно на нее уставились. Даже Мунир. Да и наплевать. Она пришла только потому, что, если баба́ определят в дом престарелых, платить за это придется ей. Точно так же, как она платит за все семейные мечты и разочарования. Изгнанная дочь, которую приглашают только потому, что у нее, единственной из всех детей, есть новая машина. Потому что она одевается в «Нордстром». Носит часы от «Картье». Не копит скидочные купоны – ей от этого плакать хочется. Каждый год ездит в отпуск. Она – единственная, кто осуществил американскую мечту.
Притом без их помощи.
Можно даже сказать, вопреки им.
Мама с Рубой стали обсуждать разные дома престарелых, и тут телефон Самиры зажужжал. Логан. Снова.
Свободна вечером?
Прости. Занята.
Деловая леди.
Ничего личного.
Дай мне еще один шанс.
Заметив, что все замолчали, Самира подняла глаза. Руба таращилась на нее.
– Ты похудела.
– Может быть.
– Мам, тебе не кажется, что она слишком худая?
– Я такого не замечаю.
Самира усмехнулась. Мама никогда ничего про нее не замечала.
– Ладно. – Она встала, отодвинув чашку с некрепким кофе. – Как выберете место, дайте мне знать. Свою часть я заплачу, но хочу иметь право голоса при принятии окончательного решения.
– Свою часть? – ужаснулся Мунир.
– Можешь оформить опекунство на себя. Мне все равно, – процедила мама.
– Это называется «доверенность на представительство».
– А что с деньгами-то? В каком смысле – часть? – не унимался Мунир. – Где нам взять денег на свою часть? А твоей матери?
– Пусть поищет в газоне. – Самира направилась к двери. – Мало ли, что она еще там закопала.
Через несколько дней Логан написал снова. Она поспешно ответила, что день сегодня еще более загруженный, чем обычно. Пришлось написать на Ребекку докладную о нарушении субординации, Мейсун обнаружила, что та, без одобрения Самиры, отправила клиенту письмо с предложением перенести дедлайн.
Останусь вечером дома. С меня хватит.
Чего?
Внешнего мира.
Но не меня же? Правда? НЕ МЕНЯ?
Нет. Не тебя.