Поздняя греческая проза

9. О, многочисленные и разнообразные кумиры! Одни созданы человеческим искусством, других обоготворили, потому что они нужны, третьих почитают, потому что они полезны, некоторые внушают благоговение, огромная величина иных производит впечатление, иным поклоняются из-за их красоты. Все люди, будь то варвары или греки, островитяне или обитатели материка, кочевники или оседлые жители, не могут в своем почитании богов обойтись без особых знаков благоговения перед божеством. Как же в таком случае ответить на вопрос, следует ли создавать кумиры или нет? Если мы будем устанавливать законы для каких-нибудь людей, которые живут вдали от нас, недавно вышли из земли или вылеплены по чьей-нибудь воле[336] и еще чужды культурной жизни, законов и права, пожалуй следует подумать о том, оставить ли этих людей при их богах, поскольку они поклоняются не слоновой кости, золоту, дубам, кедрам, рекам или птицам, а восходящему солнцу, светящей в ночи луне, звездному небу, земле, воздуху, огню вообще, воде вообще, или побудить их к почитанию дерева, камня или рукотворных изображений. Но, поскольку упомянутый обычай почитать богов прочно укоренился, пусть привычное остается в неприкосновенности — мы не отвергаем уже сложившихся представлений о богах и уважаем как их кумиры, так и имена.

10. Ибо бог — родитель и творец всего сущего, он древнее солнца и неба, могущественнее времени и вечности, сильнее преходящей природы, он неименуем для законодателя, неизречен для уст и незрим для глаз. Не в состоянии постичь его сущность, мы прибегаем к помощи названий, имен, животных, изображений из Золота, слоновой кости или серебра, растений, рек, горных высей или источников. Стремясь познать божество, мы по своему не совершенству воплощаем его в то обличив, какое признаем самым прекрасным. Этим мы сходствуем с влюбленными: слаще всего на свете глядеть на изображение любимого, но милым напоминанием о нем бывает и лира, и игральная кость, и место, на котором он сидел, и ристалище, где он состязался, иными словами — все, что вызывает о нем воспоминание. Что мне еще сказать о кумирах богов и какие предложить установления? Чти божество в любом обличий. Если воспоминание о нем у грека порождает искусство Фидия, у египтянина — почитание животных, у других народов — реки или огонь, мне не досадно это несходство: лишь бы только знали, лишь бы только чтили, лишь бы только помнили.

Предпочитать ли кинический образ жизни?

1. Я хочу тебе по примеру мудрого лидийца[337] рассказать сказку; но в этой сказке должен говорить я, а не лев, или орел, или, — еще более бессловесные, чем они, — деревья. Да, здесь надо говорить мне.

Некогда был Зевс, были небо и земля; обитателями неба были боги, а питомцев земли — людей — тогда еще на свете не было. И вот призывает Зевс Прометея и приказывает ему населить землю простыми животными, по своему образу мыслей более всего близкими богам; а тело их должно быть нежным, прямым и соразмерным; у них должен быть приветливый взгляд, ловкие руки и твердая поступь.

И вот повинуется Прометей Зевсу, создает людей и населяет ими землю. Когда они обрели бытие, то не тяжкой оказалась для них жизнь; ведь пищу им щедро доставляла земля; были у них луга пышные, горы кудрявые и плодов достаток, все, что земля охотно доставляет, пока ее еще не тревожат пахари.

Нимфы предоставляли им чистые источники и прозрачные реки, всякую влагу в изобилии и неиссякаемые родники. Жар солнца разливался по их телам умеренно, вливая в них бодрость, а ветерки, веявшие над рекой в летний зной, навевали им прохладу, освежая тело. Спорить им было не о чем, так как они жили в полном довольстве, получая все без всякого труда.

Мне кажется, что и поэты ближе всего стоят к этой нашей сказке, рассказывая в сокровенной форме о жизни, какая была во времена Крона, царя богов, — о жизни без войн, без оружия, без охраны, о жизни мирной, без распрей, здоровой и не знающей нужды. И Гесиод, как кажется, именно эту жизнь называет золотым веком[338], поступая подобно нашей сказке.

2. Но оставим сказку, и пусть из нее возникнет разумное слово: сравним теперь один образ жизни с другим, век, бывший прежде, с последующим, — назвать ли его "железным", или как-нибудь иначе, — когда люди стали делить землю между собой; они разрезали ее, обнеся оградами и стенами, и каждый захватил себе какую-нибудь часть; свои тела они стали облекать в мягкие одежды, ноги обматывать кожами и обвивать золотом то шею, то голову, то пальцы, надевая на себя красивые блестящие оковы; они строили дома, снабжая их засовами, воротами и преддвериями; они начали мучить эту землю, отыскивая в ней металлы, разрывая и копая ее. Даже море они не оставляли в покое, они построили ему на беду суда — для войны, для перевозок, путешествий и торговли. Не удержали они своих рук и от воздуха, — даже ему они причиняли вред, вылавливая стаи птиц при помощи птичьего клея, силков и других разнообразных хитростей.