Поздняя греческая проза

И не тем, что ты вовремя и метко разишь и что у тебя убивают львов и устраивают игрища с пантерами. Так ради чего же он Здесь? Чтобы чем восхищаться? И какое решение, принятое философией, может он здесь сообщить? Да то, что ты побеждаешь кротостью, что твой образ жизни скромнее, чем даже у среднего обывателя, что ты чрезвычайно ценишь воспитание, что ты следуешь учениям философии. Вот в чем твоя сила, твое войско, вот твоя стража и твои копьеносцы, под охраной которых ты один только из братьев остался невредим[736] и с чьей помощью наказал бесчинствовавших; в таком вооружении ты сразился с тем, кто был старше тебя[737], и этим же оружием ты одержал бескровную победу[738].

Видел я, царь, судилище, выступая на котором ты взял в плен того, кто бредил о царском пурпуре. Видел я воочию твой трофей, воздвигнутый не тяжеловооруженным воином, не всадником и не стрелком — воины были лишь очевидцами, но не соратниками в этом деле. Те, кто хвалит всё, что окружает тебя, восхищались не тобой, а тем, что тебе принадлежит: они бродят в преддверии храма и не желают видеть статуй, находящихся внутри него. А тот, кого не поражает и не отвлекает ничто внешнее, — такой человек в состоянии разглядеть подлинного царя. Вот почему он, не таясь, подает свой голос: он не нуждается в том, чтобы говорить иносказательно, например хвалить царскую власть вообще, не решаясь хвалить самого царя, нет, он взошел на рту возвышенную кафедру и не отказывается возглашать тебе хвалу среди многолюдного собрания более свободно, чем. Ксенофонт восхвалял Агесилая и Александра — Аристотель, а в недавние времена поклонник Зенона — современного ему царя. Ведь не воздаяния хвалы стыдится философ — он стыдится льстить, и избегает он не свидетельства о подлинной добродетели, а угодливости перед пороком. Тебя же, о царь, еще до меня прославил мудрый Платон; чтобы ты не считал, что я что-нибудь прикрашиваю, вот я приведу тебе его собственное изречение, слово в слово: тогда, говорит он, жизнь будет прекрасной и необыкновенно счастливой, когда появится молодой царь, скромный, вдумчивый, мужественный, величественный, одаренный.

Разве он, по-твоему, худший пророк, чем эритрейская Сивилла? Разве эго прорицание нуждается в Бакиде или Амфилите?[739] Платон дал нам перечень прекрасных и поразительных обозначений для тех качеств, которыми когда-либо блистал или вообще выделялся какой-либо царь. Из остальных самодержцев мы сможем, пожалуй, найти того или иного, притязающего хотя бы на одно из этих свойств, но поскольку к ним не присоединены остальные качества, то на самом деле он лишен и того, которое себе приписывает. Тебя же, о божественное чело, Платон обрисовал в этих словах, дав в них точное изображение твоего облика, да и то он едва-едва достиг полного сходства с образцом. Впрочем, даже если бы в тебе не было ничего из вышеуказанного, за одни только твои ревностные занятия философией, которая уже почти что покинула людей (как это говорят поэты про справедливость) и которую ты возродил, вернул людям, сделал и привлекательной и уважаемой, я не замедлил бы дать о тебе такое свидетельство; эти слова ты слышишь от философа, а истинность их подтверждается тобою самим — будь же благодарен за эти похвалы, поскольку они неложны.

Можно было бы сказать многое, о царь, о том, каков этот город, с которым ты состязаешься в благоволении, и о том, насколько он способен соревноваться с тобой в благодарственных дарах, но время мне не позволяет; а ради чего мы выступаем сейчас, на это есть две причины: первая из них — чтобы напомнить о благодеяниях, оказанных нам тобою; вторая же причина не в том, чтобы просить еще добавочных благодеяний — к ним нечего прибавить! — но чтобы закрепить уже полученные. Главное из них то, что, вопреки мнению чуть ли не всех людей, будто вместе с твоим отцом кончилось и благополучие нашего города, ты не позволил этому совершиться — не было заметно перемены. Даже более — если уж говорить всю правду — благодаря тебе все стало гораздо лучше. Ты не только сохранил нерушимо вклад твоего отца, но еще и увеличил и приумножил его: ты не только разрешил владеть тем, что даровано прежде, согласно его установлениям, но еще добавил многое нам от себя; ты соревнуешься в прекрасном споре с основателем нашего города — кто из вас превзойдет другого в благодеяниях? Так царь состязается с царем и с отцом соревнуется сын! В подобный спор вступили некогда и боги друг с другом из-за Аттики — Афина и Посейдон — он приблизил море, она явила масличную ветвь. А в вашем честолюбивом состязании наградой победителю является весь город. Теперь уже трудно определить, кому он по справедливости принадлежит — тому ли, кто произвел первый посев, или тому, кто взрастил и выходил его. Кто бы ни победил, все равно, для побежденного это будет радостью; особенно радостна отцу подобная победа, а всего лучше она для города.