Поздний гость. Стихотворения и поэмы

О, понимаю, понимаю, —
Оставим, впрочем, до поры, —
Играя ложечкой, снимаю
Слой раскаленной кожуры.
Чуть рыжеватая, с загаром
От потускневших позолот,
Чуть красноватая, на старом
С сияньем изнутри, — и вот —
Осколки хрупкие фарфора
Подпрыгивают на полу,
Кофейной гущей по столу
Глаз расплывается, и скоро —
Лишь луч стремительный, стрела
(О, сердце на стволе древесном),
Теряя жало в мире тесном,
Пятном — не вытереть — легла —
Всё вдребезги — уже не склеить, —
И только в роще голубой
В предсмертных сумерках лелеять
Мечту, рожденную тобой —

* * *

В таком же точно, горделивом,
Забавно выпуклом — В таком,
С голубоватым переливом
И золоченым ободком —
Фарфор с капризной паутинкой
Иль тонкой трещиной на дне, —
В таком — Переводной картинкой
Мир появляется в окне —
И у зашибленной коленки
Лукаво назревает смех,
И пуля весело от стенки
Отскакивает, как орех —
Разоблаченная примета,
Причин повторных полоса, —
Иль в теле каждого предмета
Есть жизни тайной полчаса, —
И он, в своих границах точных
Весь обозначен, напряжен,
Твоей судьбой вооружен,
Вдруг рвется из кругов порочных,
И ночью, в городе чужом
Пленяя обликом похожим,
Грозит растерянным прохожим
Воспоминаньем как ножом —

* * *

Корделия, — могла бы ты ползком
Иль на коленях вымерить дорогу,
Ведущую в вонючую берлогу,
Где твой король заночевал тайком?

Зарыть лицо в косматой седине

(Еще в лучах короны горделивой)
И гладить горб, наросший на спине
По-нищенски покорной и пугливой?

Принять, лаская, голову на грудь

И старческие слушать причитанья, —
Могла бы ты, Корделия, весь путь
Забыть для плача этого свиданья?

А за тобой — гуляка площадной,

Свистун-монах и фермер бородатый,
И мальчики, зовущие куда-то,
И голый холм, и ливень проливной —

Корделия! Вот солнце без стыда

Над Англией твоей висит, пылая,
А ты ползешь неведомо куда —
О, если бы, о, если бы могла я!

* * *

И всё же знал, — пускай не точно,
Но допускал наедине,
Что если даже не нарочно,
Что если даже на луне

Иль на иной планете, выше,

Иль дальше числовых примет,
На самом дне, на самой крыше
Того, чего уже и нет,

Что только мыслится тревожно

В болезни, в странном полусне,
Что в сне простом и невозможно,
Что больше и не снится мне, —

Но знал, предчувствовал вернее,

Всем уговорам вопреки,
Всем силам, — и не стал нежнее,
И навсегда, и ни руки, —

И в памяти ни отраженья,

Ни искаженья одного, —
О, ни разлуки, ни сближенья,
Ни смерти даже — Ничего.

* * *