Читаем Пожалейте читателя. Как писать хорошо полностью

Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Сколько раз эта фраза[518] встречается в «Бойне номер пять»? Попробуйте угадать. Она попадается там настолько часто, что стала своего рода мемом, вроде «уловки 22», и великое множество книг и статей о произведениях Воннегута (или просто работ, где его книги упоминаются) включает эти слова в свое заглавие. Погуглите – и вы обнаружите, что в виде этих слов набивают татуировки, их используют в песнях, есть даже журнал с таким названием.

Эта фраза, конечно, и без того широко распространена в английском языке. Но она, прямо скажем, становится значительнее от одного только повторения.

Более того, ее значение даже переворачивается от повторения.

Вообще-то Билли Пилигрим еще в начале книги объясняет, что, используя эти слова, он перенимает у тральфамадорцев их способ реагировать на чью-то смерть:

‹…› Когда человек умирает, нам это только кажется. Он все еще жив в прошлом, настоящем и будущем ‹…›. Все моменты прошлого, настоящего и будущего всегда существовали и всегда будут существовать.

‹…›

Когда тральфамадорец видит мертвое тело, он думает, что этот человек в данный момент просто в плохом виде, но он же вполне благополучен во многие другие моменты. Теперь, когда я слышу, что кто-то умер, я только пожимаю плечами и говорю, как сами тральфамадорцы говорят о покойниках: «Такие дела»[519].

По словам Билли, это отношение к смерти – «самое важное», что он узнал на планете Тральфамадор. Но, поскольку в тексте фраза «Такие дела» повторяется всякий раз, когда кто-то умирает, а тральфамадорское объяснение дается лишь однажды, эти слова постепенно обретают (по крайней мере в моем восприятии) роковой вес, становятся равнозначны тяжелой поступи старухи с косой и утрачивают оттенок проповедуемого тральфамадорцами невероятно легкомысленного отношения к бытию.

~

Звучание и ритм текста сами по себе могут нести определенный смысл, а уж повторы этих звуковых и ритмических единиц – тем более.

«So it goes» («Такие дела») – путешествие, совершаемое языком в три этапа. На третьей стадии, после относительно протяжного звука, он опускается, словно бы смирившись (или по крайней мере такое создается ощущение).

Дробь барабана с ревербератором[520], под который маршируют марсианские солдаты в «Сиренах Титана», воздействует непосредственно на слух, минуя обычную словесную логику:

Дрянь-дребедень-дребедень-дребедень,

Дрянь-дребедень, дребедень.

Дрянь-дребедень,

Дрянь-дребедень-дребедень[521].

Эта барабанная дробь открывает главу «Дрянь и дребедень» и повторяется еще четырежды – на протяжении ее девяти страниц (если у вас обычное издание в мягкой обложке). Литературный критик Джером Клинковиц отмечает: «К концу главы эта чепуха делается совершенно осмысленным утверждением о свободе и рабстве – более действенным, чем любой спич»[522].

В том же романе мы встречаем гармониумов – меркурианских существ, чей словарь весьма ограничен. Он тоже оказывает магическое воздействие на читательский слух, но противоположное – благодаря певучим повторам:

У них всего два возможных сообщения. Причем первое – автоматический ответ на второе, а второе – автоматический ответ на первое.

Первое: «Вот и я, вот и я, вот и я!»

А второе: «Как ты рад, как ты рад, как ты рад!»[523][524]

Если эти возгласы свести к единичным фразам «Вот и я» и «Как ты рад», они утратят свою чарующую (как в детских песенках) музыкальность, полную глубокого смысла.