Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Я всё работал и работал над ним, и в конце концов я сказал: ладно, хватит. ‹…› Курьерам приходилось побегать, я ведь сейчас живу в шести кварталах от своего издателя. Я присылал куски рукописи, они мне присылали мой текст обратно, для дальнейшей правки, и все это носили курьеры. Однажды два молодых человека из отдела выпуска, мне очень жаль, но я не помню их имен, они явились ко мне с очередной частью моей рукописи, уже забыл, какая это была часть, и один сказал: «Мне не понравился конец». Я спросил: «А что с ним не так?» И что же они ответили? «Он нам не понравился, нам кажется, что все должно кончаться по-другому, мы просто решили вам это сказать». Я пообещал: «Ладно, я об этом подумаю». И поблагодарил их. Надо бы мне знать, как их зовут, потому что они оказались правы![611]

В ранних постановках пьесы Воннегута «С днем рожденья, Ванда Джун», как он вспоминал позже, «имелось штук 60 назидательных монологов». Критики обратили внимание на эту дидактичность. «Так что мы скостили полчасика».

‹…› Мы научились доверять зрителям. Эти сокращения имели такой успех, что мы даже подумывали написать исчезающую пьесу. Каждый вечер мы стали бы вымарывать из текста какое-нибудь очередное слово, и в конце концов актерам оставалось бы сделать одно – сразу же выйти на поклоны[612].

Один из старших редакторов в издательстве, публиковавшем Воннегута, как-то раз направил ему десять страниц замечаний касательно рукописи романа «Малый не промах», разделенных на «Общее» и «Частности»: две страницы (напечатанные через один интервал), содержавшие шесть идей насчет изменения сюжета и характеристик персонажей, и еще восемь страниц – со ста пятнадцатью мелкими поправками. Рядом с каждой из этих поправок (кроме пяти) стоит галочка: очевидно, Курт разобрался со всеми этими замечаниями.

Что до замечаний редактора об усилении или ослаблении роли некоторых персонажей или аспектов сюжета, лишь два таких комментария несут на себе следы воннегутовской ручки, подчеркивающей редакторскую критику. Вот одно из таких замечаний (насчет стиля): «Использование театральных фрагментов – сцен, написанных как сцены из пьесы, – выглядит как довольно резкий и радикальный стилистический прием. Должен признаться, когда я впервые прочел эти сцены, они вызвали у меня некоторое раздражение и отторжение. После дальнейших размышлений я так и не пришел к определенному мнению. ‹…› Возможно, вам следовало бы задуматься о том, не переписать ли некоторые из сцен, выдержанных в таком стиле, подав их как рассказываемые от первого лица, сохранив их драматизм, но сделав их более прямолинейными. А из театральных эпизодов можно было бы оставить лишь один-два. Это могло бы придать больше эффекта тем театральным эпизодам, которые вы сохраните»[613].

Окончательный вариант романа показывает, что Воннегут прислушался к этой критике. В тексте остались лишь три места, где он заставляет повествователя-драматурга подавать в форме сценария то, что могло бы быть обычной прозой, к тому же первый такой отрывок предваряется объяснением рассказчика, почему он так поступает.

Если следовать примеру Воннегута, можно дать такую рекомендацию: вы вовсе не обязаны воплощать в жизнь чьи-либо предложения насчет редактуры вашего текста. Ваш окончательный редактор – вы сами.