– Столько всего произошло, – пояснил я. – Мне надо поговорить, подумать…
– Разве тебе не хочется вместо этого заняться
– Не понимаю, как это может что-нибудь
– Разве тебе не хочется вместо этого заняться
– Или напиться? – предложил я не без иронии. Это была незнакомая ей форма протеста.
–
– Мона, – произнес я, – если ты собираешься стать моей женой и быть при этом более-менее счастливой – и если я стану следующим президентом Сан-Лоренцо, – тебе придется мириться с тем, что я иногда бываю недоволен, болтлив, смущен и время от времени задаю массу вопросов.
– Конечно, – откликнулась она.
– «Конечно»? – переспросил я.
– Конечно, – подтвердила она. – И мы все время будем делать
– Жизнь не может состоять из
– Иногда я буду играть на ксилофоне, – пообещала она.
– Мне очень неприятно тебе об этом сообщать, но твой ксилофон накрылся медным тазом.
– Я знаю, – ответила она. – Но следующий президент Сан-Лоренцо подарит мне новый, получше. У него будет на две октавы больше.
Я пожал плечами:
– Видимо, я так и сделаю.
– Ты? – Она покачала головой. – Ты не будешь следующим президентом Сан-Лоренцо. В Книгах Боконона написано, кто станет следующим президентом. Не ты.
– А кто же тогда?
В ответ она прочла следующий стишок:
Между прочим, «Колыбель для кошки» (Cat’s Cradle) когда-то носила название «Кошачий свист» (Cat’s Call)[609]
. В одном из писем 1962 г. Воннегут так отзывался об этом своем произведении:‹…› На ту вещь, которую я сделал для «Делл» [
Видите ли, это просто «вещь»! На нее, видите ли, не стоило тратить десять лет!
Воннегут внимательно прислушивался к реакции других на его произведения. Вот некоторые доказательства этой внимательности, полученные из самых разных источников: среди них – и читатели, и критики, и актеры, и даже один редактор.
Однажды, в 1974 г., Воннегута спросили: «А как насчет другого финала “Завтрака”? В какой момент вы решили его изменить?»
Ответ К. В.: