Пожар Латинского проспекта

— Ну, я вижу, вы поймали кураж — давайте, под конец, пройдём и двойку. Двойка — это кружение, когда партнёр идёт вокруг партнёрши по внешнему кругу… Шаги — абсолютно те же, что и в висте. Руки! Левая рука партнёра вытянута вперёд параллельно полу. Правая лежит на бедре партнёрши. Левая рука партнёрши ложится на левую руку партнёра. Вот так — правильно!.. Давайте — под музыку!..

И это было легко и красиво!..

— Так, подождите — партнёры! Вы сейчас все, буквально, оббегали своих партнёрш — вот так! — Артём карикатурно изобразил. — Зачем? Вы — вы! — её ведёте!.. Вы задаёте орбиту её кружения!.. Давайте пробуем заново!..

Моя рука, вопреки установке маэстро, лежала на талии Любы: не решался ниже сползти, отношения наши нынешние-то учитывая! И здесь Люба с глубоким вздохом отлепила, наконец, мою клешню от талии и, безоговорочно приладив себе на бедро, чуть ещё и прихлопнула — для гарантии.

Нет, вообще-то я и до этого момента балдел — от самбы!..

Очень уверенно я теперь партнёршу вёл, по своему шагу определяя ей орбиту кружения. Жаль, занятие длилось лишь час — как обычно…

Но всё ж, безнадёжно

Той самбе балдёжной

Вернуть тот безумный кураж

прошлых дней.

Да, ну его: «пресс расслаблен»!

* * *

— Если, как говорят, тебе не хочется работать третий день подряд — значит, сегодня среда.

В среду эту разговор с боссами и состоялся. В моём плохо прошпаклёванном зале. Кому хватило места, расселись на мешках с клеем и шпаклёвкой, я облокотился на подоконник, Джон упёрся в дверной косяк. Слава сидел, почему-то, вполоборота ко всем — лицом в угол, указательный палец воздевал в потолок:

— И даже не перезванивают!.. Позвонят по объявлению, цены спросят, и даже не перезванивают! Хотя цены мы объявляем — сами видите, какие… Но даже их люди не хотят платить!

Или — не могут… Мы могли бы с Джоном взять, вон, квартиру на двоих, да и делать.

— Я, вот, может только Лёхе, по камню, уступлю, а так-то — я каждого из вас в любой работе сделаю, — уверенно кивнул Джон.

— Но, потому что мы уже сработались там — на «Кловере»… Всё-таки не хочется своих бросать!

— Кстати, о «Кловере», — солидно подал голос Саня, — кто-то нам премиальные, вообще-то, обещал!

Слава непроизвольно вздохнул, но тут ему на помощь пришёл Джон.

— Вы же знаете, что последних денег москвичи нам ещё так и не заплатили… Вот, посмотрите — вы же получали там по тысяче рублей за день!.. Вместо пятисот, на которые договаривались.

— Так мы и работали там — сутками!

Повисла пауза тяжких вздохов и напряжённого молчания — ситуация была патовая.

Время было подключаться Гавриле. Друзей-боссов надо было как-то «отмазывать», а с другой стороны, с парнями-пролетариями я ведь сейчас бок о бок работал.

— Да ладно, парни, — хоть и невпопад, но стал «разруливать» я, — сейчас уж, главное, до тепла нам додержаться, а тут осталось-то: всего — ничего! Будет работа! Будет ещё и такой завал, что не будем за заказами этими успевать! Сейчас — по камню обязательно что-то выстрелит!.. И объявления — в газете, по столбам… Проеду ещё по старым клиентам — в почтовые ящики им от себя весточки побросаю: может, кому-то, по старой памяти, надо чего-то ещё сделать: а так и будет!.. Во — у Ланских надо два столба телеграфных камнем обрамить — он давно хотел, да только я с Ушакова вырваться не мог.

— А это кто?

— А это, Слава, помнишь, я тебе фотографии дли-инного такого забора показывал, богатого! Вот, это работа у Ланских. Добрый дядька! Солидный! Сейчас ещё и депутат. У него денег — мешками. Так что, парни, будет работа — даже через меня будет!.. Чуть-чуть только и потерпеть!.. Ну, попали мы так — в такое время: кризис этот хренов, да ещё и зима непролазная. Но — прорвёмся: куда денемся?! Надо всё-таки как-то

по-человечески нам выгрести…

Золотые, Гаврила, слова!

* * *

А Ланских действительно были хорошие люди — и хозяин, и хозяйка. И работа у них, шесть лет назад, шла легко и радостно. Забор с «канарским» — тем самым, невиданным здесь узором, получался такой, что проезжающие машины, случалось, приветственно сигналили, а проходящие старушки зло грозили: «Посмотрим ещё, как зиму простоит». Приехали мы с Альвидасом серым декабрьским днём на просмотр — пару лет спустя: стояла мозаика! Работа Альвидасу, видимо, понравилась, потому что хаял он её потом при каждом упоминании, обзывая не иначе, как «народное творчество». Так и говорил, кивая на своё «гениальное»:

— Но, согласись, это совсем не то народное творчество, что ты мне показывал.

Ушлёпок, чего с него взять?!

На его-то замысел на Ушакова своя бабушка нашлась:

— Вот хожу я, смотрю, сколько ты мучишься: взять бы того, кто это придумал, да прибить!

А к Ланских я ещё в первое ушаковское лето по выходным отбегал — тайком друг от друга: «серьёзные» люди ревнивы. Личная хозяина просьба была: подпорные стенки камешком облагородить, и «лужу» — совсем уж небольшую — уложить.

Хозяйка мне, заслышав по окончании мою цену («Да это мало!..»), чуть не на сто евро больше дала: они, видимо, обвыклись уже, что все тут беззастенчиво три цены — как три шкуры! — драли.