Пожар Латинского проспекта

Поставил на крашеные заледенелые бруски скамьи свою поклажу и я…

Вечер был хорош…

* * *

Вечер был хорош. Как в «Мастере и Маргарите» — персонаж тот, что в обличье борова однажды летал, тоже всё на скамейке присаживался: «Воздухом, воздухом хотел подышать, душенька моя! Воздух уж очень хорош!»

Такая же свинья!

Я отхлёбывал прямо из горлышка пластмассовой полуторалитровой бутылки.

Хорошо, что за ударной нашей с Адилем работой прихваченный из дома бутерброд я не успел «затрепать». А бутерброд был, между прочим, с салом — мировая закуска!

Кстати, о «душеньках»: Татьяна с Семёном завтра опять едут в Польшу — на целых три дня. Так что Восьмое марта я «зажал»!

Не любил я этот праздник…

В воздухе вдруг заискрились снежинки. Ну, а что — ещё только март, да и то самое начало. «Марток — надевай сто порток!» Когда уже весна — с теплом её — придёт?

Слава вот так же подставлял недавно лицо падающим из темноты снежинкам: «Бли-ин, это ж снег идёт — смотрите!» Увидел, наконец: только-только сдали они «Кловер». И удальцы его, нейтрализующие мелкие недоделки, стояли тут же: спиной к огромному торговому центру, к начальнику своему передом. Третий час ночи шёл — романтика!.. Которая простым смертным, что мирно спали в тёплых постелях, вместо того чтобы клеить или шпаклевать, попросту недоступна.

Жаль, конечно, бедолаг…

А Слава… Слава — он классный парень! Один только день, что стоял особняком в моей памяти, чего стоил! Январский, воскресный — после длиннющих праздников и штормовой бури накануне. Три года назад. Мы не без труда добрались тогда до мангала нашего, Мальборгского, в тот день нами и завершённого. Ветер залихватски лихо гнал по синему, с ярким солнцем, небосводу рваные облака; Слава с упоение разделывал швы, я крейсерски поспешал с завершением кладки.

— По морю лодочка плыла! — плыло из самовольно нами вынесенного на улицу хозяйского магнитофона.

— Чего там по морю плыло? Водочка? — разбитно вопрошал я.

— Она самая! — в тон мне хохмил Слава.

— А по какому морю-то — не сказали?

— Нет, — мотал головой он, — это только в конце песни скажут. А то народ, не дослушав, сразу и ломанётся.

Душа тоже пела: правдами — неправдами, ночами — воскресеньями заканчивал я, наконец, этот побочный, тоже навязанный, калым, что путал меня по рукам и ногам. Теперь руки для Ушакова были развязаны! Теперь-то уж я там разгонюсь!

И зима та была тёплой — сама природа была Гавриле в помощь: а кто ему ещё поможет?

И каждый день я смотрел вечером по телевизору прогноз погоды: «От нуля до двух градусов ночью, пять–семь тепла — днём». Ещё день отыгран для работы! А, как сказали всё в том же прогнозе: «День начал прибавляться, хоть по чайной ложке». Да ничего — по чайной ложке, по маленькому камешку, до весны доживём, а там — закончим, да оттуда уйдём!

Вот тогда мы дружили со Славой душа в душу. В те дни мы понимали друг друга с полуслова.

Но недолог был тот день — коротки они ещё в январе…

А и подвёз он меня однажды оттуда же — домой: года, верно, через полтора (Александр Мальборгский, листом берёзовым, всё не хотел от меня отстать — то с печкой банной, то с клумбами кирпично-каменными). Опоздал я на последний автобус — пришлось вызванивать друга: он в близлежащем посёлке комнату снимал. У добропорядочных мужей сельских их жён уводя — на кухню свою. Как клятвенно заверял — только для разговоров, для весёлого общения. Вот и пришлось мне весельчака от какой-то общительной пассии в один вечер выдернуть. Откликнулся без разговоров: «Сейчас, только блинчиков с творогом съем — ещё не ужинал».

Настоящий он друг — чего говорить!..

А баклажка моя полуторалитровая опустела уже заметно: пора было сворачиваться и двигать домой. Хоть уходить с этой скамейки уже и не хотелось…

Вечер был уже не просто — очень уж хорош!.. Как и я, сдавалось, уже…

…А когда я однажды, по какому-то очередному фортелю Александра Мальборгского (грешил он ими порой — невинно) размышлял вслух Славе, а не снести ли заезжим «Камазом» наше сооружение, Слава воспринял это всерьёз:

— Не-е — не надо!.. Я в своей жизни ещё ничего лучше не делал.

***

Отправив своих в Польшу утром в субботу, поехал сразу на работу, подавив соблазн рифмы: «суббота — работа»: где-то она уже явно звучала — миллион, наверное, раз. Да, вот — навскидку:

«Закончена работа,

Опять пришла суббота,

И нам с тобой охота

Кадриль потанцевать!»

Да, много танцев на свете — узнать надо, при случае, как кадриль танцуют: ближе, всё-таки, она нам латины далёкой.

Наша же работа не кончалась…

Зашабашили мы с Адилем потолок — только чай, с запасённой им накануне копчёной куриной ножкой, ещё не проснувшемуся толком брату я и дал попить. Ближе к полудню звонил Слава и долго консультировал Адиля, как клеить стыки между гипсоплитами.

— Слава говорит, надо сначала шпаклевать, а потом сетку клеить.

От новых таких технологий я оторопел!

— Как это так?! А как мы места стыков потом увидим? Ну-ка, набери его!

— …Сначала — грунтуете, шпаклюете, потом клеите сетку, потом — ещё два слоя шпаклёвки!