Пожар Латинского проспекта

— Не вздумай даже Нахимовой цветов дарить — слышишь?!. Её в пятницу уже задарили всю!

— Так любят?

— Попробуй не полюбить — она потом вспомнит!

Да: «Попробуй не полюбить»!..

* * *

Да я, собственно, особо и не рвался. Ладно — сто пятьдесят рублей этих, но совать одинокую розу после праздника, после моря подаренных букетов?.. Не убого — пошло даже как-то!

Впрочем, виновница моих терзаний сама дело решила, отзвонившись: не придёт она. На конференцию выездную, в область куда-то, отправилась. Будет под вечер, но за туфлями бальными, естественно, метнуться не успеет.

Как знаешь…

С работы меня выгнали. Слава с Джоном согнали меня с козел, когда мы втроём взялись шпаклевать потолок финишным слоем. Под моим шпателем всё катался какой-нибудь катыш, которым царапал я безупречный глянец.

— Слазь, давай!.. Мы с Джоном лучше сами — вдвоём!..

И справились-таки, спецы пробитые.

Оставалось лишь, не глядя на Саню, Вовку и Адиля, взять со Славы за моральный ущерб пару сотен — взаймы — и уйти с глаз долой — на танцы.

А в студии, перед занятием, Андрюша Центровой подарил своей партнёрше розочку, и та, подумав, клюнула его в щёку. Она была девушкой замужней и вне студии не признавала никого: когда мы с Любой шли мимо неё на остановке, она стеклянно смотрела поверх наших голов — благо, её рост позволял.

Появились две новые девушки- подруги, верно, златовласой Мечты Оккупанта. Потому что одна из них безоговорочно завладела Мечтой в паре и вела себя на правах партнёра так надменно и властно, что у Гаврилы даже зародились кое-какие сомнения.

Не его собачье дело!

Вторая же девушка, — миниатюрная и белокурая, встала в пару со мной.

Был медленный вальс.

— Я уже, похоже, ничего не помню, — на всякий случай подстраховался я.

— Ничего страшного. — Её ладошки отчего-то вмиг вспотели в моих.

— Та-ак, идём квадрат! — командовал Артём.

— Ну вот, — боялась улыбнуться мне она, — а говорите — не помните!

Она умела танцевать медленный вальс. Она была мила и спокойна, она была хороша собой. В ней было, кажется, всё. Но всё это было без какой-то шальной приправы, без изюминки какого-то колдовства.

В общем — не сидел в ней чёрт!

В ней не было Любы.

* * *

— Артём, спасибо, за занятие!..

— Да не за что…

— Скажите, Артём, а сколько у вас стоит индивидуальное обучение?

— Шестьсот рублей в час. Но у меня сейчас абсолютно нет окон.

— А если я — на полчаса раньше: перед следующим занятием?..

Маэстро в растерянности кивнул.

* * *

Я должен стать ей достойным партнёром! Что я, в самом деле?! Как на Ушакова — камешек за камешком, так и здесь — шаг за шагом!.. Ужели не смогу я этого осилить, коль то осилить смог?

Должен!

* * *

В среду на квартире висела абсолютно дурацкая на мой счёт ситуация, когда и работы мне уже не было, и уйти бы я был не прочь, да хмурившийся Слава так безмолвно против был, что и заводить с ним об этом разговор Гаврила не решался.

А по «Наше радио», то ли как издёвка, то ли как свыше знак, затеялась просветительная тема дня о бальных танцах.

В любом случае — душу бередило…

— …Вальс. От немецкого «Вальсо» — кружиться и вращаться. Изобретено в Вене.

Как это Маргарита на балу у сатаны приветствовала Штрауса: «Приветствую вас, король вальсов!»

Я срочно выудил из сумки походную свою записную тетрадь в твёрдой обложке — записать на ходу. В порядком уже потёртой тетрадке, отданной с самого первого листа танцам, вальс как раз стоял первым. Далее, с промежутком в пять чистых листов, шли ча-ча-ча, танго и румба. Деловых, по танцам, записей набиралось считанные строки, тогда как тетрадь была исписана почти вся, включая корки, — черновые и чистовые муки стихотворчества Гаврилы. На синей обложке в стиле Пикассо был изображён явно тропический берег, и две сеньориты топлесс, повернувшиеся шарообразными попами. Жизнеутверждающая, в общем, была обложка, экзотическая — за что тетрадку и купил, и берёг для чего-то уж очень душевного…

Самое интересное — у Славы обнаружился точно такой же блокнот, только форматом поменьше, в котором он вёл бухгалтерию выданных парням авансов и текущих за ними долгов.

Долго мы в момент обнаружения родству душ умилялись, безмолвно головами покачивая.

Такой же, выходило, страдалец по сеньоритам! Только — помельче…

— Сальса — острая и пикантная, как соус. Есть сальса венесуэльская, колумбийская. Пришла с Кубы.

Опять же!

— Партнёры без устали меняются партнёршами, а те радушно принимают партнёров.

Верно — это по-кубински. У них, говорят, с этим просто — главное, на пляже в воду зайти по самый подбородок: сам по телевизору видел… А вот «живьём» на Кубе не был ни разу: транзитные часы в аэропорту — не в счёт. Жаль! Хотелось бы… А ведь была там и ремонтно-подменная, по советским временам, команда, и менялись там экипажи, и ремонтировались, и даже на дачу-музей Эрнеста Хемингуэя работать в помощь ездили. Говорят, ещё и с неохотой.

Пиндюки! Полжизни бы сейчас за то дал!..

— Танго. Изобретено в Буэнос-Айресе иммигрантами из Африки…

Ой ли?..

— …И вобрало движения африканских плясок.

Да путают, верно, чего-то!