Да!.. А вот Слава-то умеет вальс танцевать — он в Доме пионеров уже при мне занимался. Правда, через пень-колоду: пару раз в месяц только, на вечерние тоже, занятия и вырывался — пока не забросил. «Преподаватель — женщина, говорит: если мужчина на занятия пришёл — это уже уважуха: он же работал где-то день». И в спортзале он абонемент имеет постоянный: «Блин, партнёра бы ещё найти: не всё же грушу колотить!.. Ты? Да ты сдохнешь, на фиг, через пять минут!» А, и поговорить он может. Во всяком случае, Татьяна однажды его в моём телефоне послушала: «У него голос такой обволакивающий — дамского угодника». Слава, помнится, на следующий день даже осерчал слегка: «Бли-ин, почему меня так все воспринимают?»
Заслужил, блин, значит!
Да — Славу вот нельзя с Любой познакомить. Никак!
Да захочет — она себе и сама такого Славу найдёт: запросто!
Стерва — чего с неё взять!
Лихо, однако, ты её, Гаврила, определил! За дело, главное — нечего собой мысли мастера во время работы занимать! И ведь успела, за пару часов каких-то, уже и со Славой шашни завести, и Саше показаться…
В отсвете ярчайших солнечных лучей, под порывы весеннего ветерка и пташек оживших щебетанье начал подниматься на отсыревшем бетоне беседки круглый мой мангал — довольно весело и симпатично! Из огромных развалов булыжника во дворе нужные камни выбирались пока что легко и быстро, подходя и нужной неровностью краёв, и округлой покатостью лицевой грани, и гармонируя цветом. Всё пока сходилось замечательно! Два ряда в высоту я «забабахал в лёт».
— Всё, парни, отваливаю! Больше двух рядов в высоту на таком тяжёлом булыжнике не получится.
Войдя в беседку, братья с интересом воззрились на сооружение.
— А ты жидкий клей в раствор добавляй — тогда быстрее схватываться будет.
— И крепче, — подал голос даже Витя.
Видно было, что им здорово понравилось.
— Слушай, ты завтра-то во сколько приходишь?.. В девять?
Тогда ворота закрыты будут — они, видишь, проволокой просто с этой стороны привязываются. Ты через забор перелазь — вот здесь!
И он показал: там каменный забор по верху покат был, и уступок между камнями удобный.
Новое дело — только через заборы я ещё не лазил! На глазах у соседей-то да у прохожих случайных.
А на Ушакова кто «когти рвать» через забор уже собирался?! Судьба-то тебя всё равно догнала — не там, так здесь!..
Но всё же — как многогранна строителя работа!
Пошёл я, под радостный весенний день и под счастливую такую перспективу утра завтрашнего, мимо забора каменного, ручья заболоченного и изгороди из стальной проволоки с калиткой деревянной, так хорошо мне знакомой…
Всё, как в сказке: «А на другом берегу ручейка стояла избушка…» Или как в университете бы «растележили»: домик дачный деревянный, облупленный, и особняк претенциозный, с каменным забором — через ручей, глухо журчащий, мутный, загаженный. Старое и новое по берегам неумолимого — блин! — жизни течения. Какие символы!..
* * *
— Что же вы этим словом прямо как матом ругаетесь? — порицал, хорошо помнится, нас Станислав Витальевич на зачёте.
Впрочем, было это уже чуть позже — и рабфак, и лекции незабываемые по литературе, и понятие «символ», почти святое.А сначала, грязно-рыжей дефолтной осенью, был вот этот дачный домик — вполне тогда, кстати, приличный на фоне прочих развалюх.
— Ну, что — как вчера сватовство-то прошло? — с неподдельным участием спрашивал Виктор Михайлович — дотошный хозяин домика.
В ответ я лишь грустно вздохнул, махнув безнадёжно рукой.
Вздохнул, сочувственно, и он.
— М-да!.. Но, может, оно и к лучшему? Может, так и было надо?.. Ты не переживай — может, и образумится всё ещё.
Да уж куда там! Уж лучше: «оно и к лучшему».
Накануне я сватался к Татьяне. Хотя «сватался» — это громко сказано: посидели просто вчетвером под вино красное при свечах. Не очень, в общем-то, душевно.
— Конечно, — говорила мать Татьяны, — мне хотелось бы, чтобы и твои родители сейчас вот здесь сидели. Но, коли уж они так далеко!..
— А мне всё-таки хотелось бы услышать, — упорствовал Татьянин отец. — Прошу руки вашей дочери.
Как на параде! Иванович — он военный в отставке.
— Ладно, — пересиливал себя я, — если так: я прошу руки вашей дочери.
— Хорошо, — облегчённо подхватился Иванович. — Значит, тогда свадьбу будем …
— Подожди, — стальным голосом, непререкаемо оборвала его тёща. — Дай теперь я скажу!.. Не такого бы избранника я хотела для своей дочери. Вот сердце моё, — она прижала к груди руку, — просто кричит!.. Но, если уж всё уже зашло так далеко!..
Да чего там ещё «зашло»?!. «Заднюю» ещё включить — с пол-оборота!
Я сидел раздавленный, с подспудным желанием потихоньку уйти и никогда уж не возвращаться. Нет, ну а что — она права: всё верно «на договоре» обозначила. Чтоб не было ни сейчас никаких недомолвок — «непоняток», ни после разговоров и «обидок».
Реально! Конкретно. Правильно…
И когда уже, экономя свечи, зажгли электричество, и готовились уже собрать опустевшие бокалы и тарелки, внести ясность до конца решил я. Попросив Ивановича с Татьяной оставить нас вдвоём с тёщей, я прямо спросил:
— Хорошо, Мария Семёновна — положим, я сейчас уйду…