А как они хотели? Ещё под Новый год взяли шикарный аванс под отделку ванной и туалета «под ключ» — Костик метраж обсчитал и по-свойски оценил. Принялись друзья за работу с прохладцей. «Сколько ты в день зарабатываешь?» — почти презрительно спрашивал Костик меня в подвале, наблюдая мои основательные сборы, — я в ту зиму столбы под плёнкой ваял. «Ну, тысяча в день выходит», — стараясь сохранить спокойствие, врал я. Тот фыркал демонстративно презрительно: «Я за тысячу
рублей и с места не встану!»
Ну, ну!..
Удивительно — но зима для друзей выдалась совсем недолгой, и огромная, казалось, сумма растаяла, как тот снег. Натурально — пацаны «зависли». Уж давно надо было закончить ванную с туалетом, а они всё возились, стеная, что-де сушилку долго им везли, и молчали о том, что с ценой-то они, верно, «прошиблись».
— Да, — лишь покачивал головой на мои вести о «лучших» наших друзьях Слава, — им теперь только и остаётся: одному где-то на шабашке за двоих калымить, ну, а второму на Ушакова заканчивать.
Знакомый мне момент — только я в подобной ситуации пребывал в одиночку и калымил ночами и выходными.
А здесь летним солнечным днём, когда и без июльского солнца всё было уж накалено, подъехал злой хозяин, негромко велевший следовавшему, как тень, Мише посмотреть проблемных работников по этажам. В мгновение ока тот метнулся, а вернувшись, мотнул головой: «Нету!»
А дружбаны-то, как назло, просто в магазин за обедом ушли — совпало!
— Та-ак! — зловеще протянул хозяин стоявшему снизу, у крыльца, Альвидасу с кручинно поникшей головой. — Они мне ещё и забастовки устраивать будут!.. Полгода уже мне ванную делают! А что я — я! — с семьёй на съёмной квартире живу — это что, Альвидас? А?!. Так, забирай своих грёбаных мастеров и звездуй отсюда на… Звездуй на … — он с удовольствием ещё раз протянул пункт назначения. — Через три дня расчёт!
А Альвидас был перед хозяином в долгах, как в шелках, — это мы все прекрасно знали.
Хозяин уехал, а тут и ребята подошли. Леша-с-Витей с удовольствием просмаковали им детали серьёзного разговора, ссылаясь в подробностях на меня.
— Да, так и сказал: «Звездуй на …!» — насупясь подтверждал я.
Я-то от начала до конца сидел на кирпичном парапете крыльца — в самом эпицентре разыгрывающейся драмы, с суровым видом меняя истёршиеся щётки турбинки — дело нужное! — и покидать своей ложи ни за что не пожелал: с какого перепуга такое действо пропускать?
Олежка был убит.
— Ну, — обернулся ко мне Костик, — теперь ты счастлив?
— ?..
— Ты же всё хотел отсюда уйти.
— Ему-то никто не говорил, — резонно «подъяснил» Витя.
— Если бы мне так сказали, — с чувством вздохнул я, — уже бы во-он за тем поворотом только вы меня и видели! И инструмент бы здесь, на радостях, бросил.
Вправду — я завидовал им! Эх, меня бы так!.. Вприпрыжку бы понёсся — оленем северным! Но нет — мне таких благословенных слов было не дождаться!..
— Так, ну и чего мы добились? — быстро пришёл в себя Костик, — Пока ничего!
— Не надо сейчас раскачивать лодку! — втулял появившийся из-за угла Альвидас.
Некоторое время он хвостом ходил за Григорием, убегавшим от него уже за дом: «Гри-иша, ну, мы же столько делали для этого дома!.. Гриша, ну, позвони!» — «Сейчас я ему звонить не буду: это бесполезно — я его знаю».
— Жизнь — сплошные шахматы, — подавленно заключил, явно больше для меня, Олег.
«Вам мат, товарищ гроссмейстер!»
Впрочем, к концу этого же дня Гриша примчался с накропанной от руки сметой на дополнительные работы — доделки.
— Просто, Альвидас: шеф договаривался «под ключ», в его понятии это значит — всё, до конца. Какие ещё дополнительные работы?
На какие-никакие двадцать тысяч дополнительной сметы они всё же потянули.
Дожали всё-таки партию измором, вымогатели отделочные!
Правда, те слова шефа я им однажды напомнил — пришлось…
* * *
Пришлось! Напросились. Нарвались…
Хотя, конечно, кто ещё напросился да нарвался!..
В один из последних студёных дней последней, по существу, ушаковской моей осени, когда послеполуденное солнце сразу уж валится в закат, это и случилось. Взагиб, как обычно, на четвереньках мостил я «палубу» — немало ещё оставалось, когда выгребли из подвала Костик с Олежкой на перекур. Они уже сделались непревзойдёнными мастерами венецианской мазни — штукатурки, словечки «отточенто», «караваджио» и «рафаэлло» сыпались из них, как из рваного мешка, а Костик скромно, утверждал, что: «Сейчас мы лучшие в городе мастера… А, пожалуй даже, и в Европе». Конечно — он же на три дня в Италию летал: пиццы поесть. А «макаронникам»-то куда до наших двух парней, один из которых и шпатель увидал только на Ушакова, а второй про «венецианку» прознал почти уж два года назад! Но не всё, знать, в их мире ренессансного разноцветья было так радужно — никак они не могли мимо меня, каменотёса убогого, спокойно пройти, чтобы чего-то обидного и колкого не сказануть: чёрной завистью тлели пацаны. Без этого, сказанного, верно, вдохновение великих европейских мастеров не охватывало. Как пояснял Гриша: «А ты в ответ ведёшься! Ты не ведись — не обращай внимания!»