Пожар Латинского проспекта

Легко сказать — когда у тебя над душой стоят, буквально.

Даже сторонний охранник, что дежурил теперь во флигельке у ворот, мне однажды не сдержался:

— Да они тебя, с твоей работой, к хозяину ревнуют Но, и вправду, посмотреть: у всех «косяки» в работе случаются, а у тебя — ни одного!

— Так пусть становятся рядом да шабашат — камня на всех хватит.

Кишка тонка! Костик в первую осень попробовал: на половине столба и «сдулся». А Олежка отмазывался, что эта работа никакого интереса в нём не вызывает.

Конечно — только если за другим подсмотреть!

А Костик ещё и телохранителя хозяина боялся пуще огня, от страха на других «жути» пытаясь нагнать:

— Не переживай — Миша на тебя делянку в лесу уже выделил! — кривил свои пухлые губы в усмешке он.

Можно было б, конечно, по случаю невинно у лицензированного «лесничего» спросить — вправду ли так. «…Да нет, я то что — Костик говорит». Но я же — не Костик!

Вот и в тот день. Выползли эти крысы подвальные во двор ненадолго, постояли, покурили. Костик чего-то вякнул, Олежка презрительно покивал. Я вяло огрызнулся. Тогда говнюк мне и заявил:

— Мы уже отсюда уйдём, а ты всё ещё гнить здесь останешься!

Но этого ему ещё было мало, сволочи!

— Я-то тут деньги заработал, а ты десять штук профукал!

И, затоптав окурки, они убрались в подвал. Спрятались — от холода.

Не тут-то было!..

Не смог сего стерпеть Гаврила: упоминание о потерянных деньгах было невыносимо. Да и время, верно, уже пришло подорваться: всё равно бы достали — рано или поздно!

Лавиной скатился он по ступенькам да и высказал то самое: «Да, но это вам, а не мне шеф говорил: «Звездуйте на …!»

И попал, надо сказать, в самое сердце Константина Венецианского. Костика Мента в миру Ушаковском. Надменный и невозмутимый доселе, тот сам перешёл на площадную ругань, послав внезапного посла недоброй воли всё по тому же, известному адресу. А получив зеркальный ответ, уже не имея иных аргументов, ринулся в бой…

Вот тут вышло скверно — он-то ударить успел. И тут же между нами встал подскочивший Олежка:

— Сука, я тебя убью! — Это я Костику…

— Не смеши! — Это Олежка мне. — Вообще, ты домой хотел идти — вот и иди!

Тоже испугался.

Собрался, пошёл, напоследок обозвав обидчика многократно и по делу и пожелав напоследок:

— Чтоб ты сдох!

— …Нельзя так говорить! — скрывая улыбку, однако покачал головой Слава: по экстренной ситуации я добрёл до его объекта. — Что ты его «козлом» назвал — это нормально: он им и служил, и по жизни остался. И тот же Олег где-то в глубине души понимает: сейчас-то они вместе, но было время, когда они были по разные стороны колючей проволоки… Да, — печально вздохнул он, — жалко только, что ты не успел ему хлестануть!..

— Да, такое дело, — Я и сам скорбел об этом больше всего — с камнем этим, с работой такой неспешной, тягомотной, реакции совершенно не стало! Надо будет опять заняться — для таких вот моментов. — А Олежка, слышь, — уже смеялся я, — когда я этому сказал: «Убью на хрен!» — «Не смеши!»

— Молодец, Олег!.. Но, видишь — нет худа без добра: теперь они от тебя хотя бы отстанут, лезть больше не будут. Всё равно бы, сам понимаешь, с этим гадьём это должно было случиться. Ну, а если Костик ещё чего-то обозначится — тогда уже я с ним поговорю.

— Ладно, чёрт с ними, дай сто рублей взаймы!

— Не надо!.. Сам знаешь: придёшь домой с бланшем и с запахом — жена не поверит…

Спрыгнувши с подножки микроавтобуса Славы и пройдя десяток, буквально, шагов, я тогда ещё нос к носу столкнулся с Ланских — они по пятничному вечеру в ресторан «Разгуляй» подъехали.

— Ну, ты когда у нас-то появишься — столбика бы те два сделал: обещал ведь! — весело пожимал руку хозяин.

— Да ещё не закончил я объект, Андрей Алексеевич. По весне появлюсь, обещаю!

— Как долго вы там работаете! — посетовала хозяйка, приглядываясь в уличном свете к моему левому глазу.

Там уже наливался приличный синяк.

Самое интересное, Татьяна моей басне, которую, впрочем, я прочёл уверенно и ничтоже сумняшеся («Да камень от станка отскочил»), поверила сразу, с некоторым даже позитивом: «Ты сейчас точно такой, как тогда, когда я тебя в рейс провожала».

За что её и любил!

— Лёха, так, а может, камню этому — в ответку?! — долго ходил в понедельник вокруг меня Гриша, пока не решился, наконец, поднять тему (субботу я нахально прогулял, заложив основание камина на даче у Седова: Алла к моим синякам под глазами была ещё привычней Татьяны).

— Да, Гриша, точно тебе говорю — камень!

Увидала и Наталья Алексеевна, как я от неё ни отворачивался. Вздохнула — душевно и искренне, просто руками всплеснув:

— Быва-ает!

Слава Богу, она ничего не слышала — орали-то мы в подвале, как оглашенные!

Хозяин, увидев только на второй день, вскинулся, как мальчишка:

— Кто?.. Так давай накажем!

Натурально — даже притопывать на месте начал. Реально — кровной местью зажёгся!

Может, и вправду Гаврила был здесь уже почти родным?

— Да не надо Владимир Андреевич!.. Сам я там…

В счёт зарплаты же посчитают!..

— А, ну понятно — похулиганили! — свойски кивнул он. — Но, если надумаешь!..

Последним заметил деформацию моей внешности телохранитель Миша.