При своём таком подходе к делу Альвидас благополучно здравствовал, был нагл, розовощёк и весел. Многочисленные пожелания заказчиков: «Всех (его, Альвидаса, строителей и самого его) убить и всё забрать», — так и не были осуществлены — то ли из-за нежелания связываться и мараться, то ли из-за опасения международных осложнений. Он хорошо устроился! Лёша-с-Витей, правда, рассказывали, что навешал однажды-таки дизайнеру лёгких тумаков бандюкующий заказчик — но был тот Альвидасу соотечественником. Тот самый, что на моей уже памяти, влетев во двор на Ушакова, кипя гневом, осведомился у меня, первопопавшегося:
— А где, подскажи, этот рыжий п…аст?
Вот тут я в известной степени отдавал должное бесшабашной Альвидаса отваге: с такими серьёзными клиентами работать с таким раздолбайским к делу подходом!
Но здесь, на Ушакова, не на тех он напал!..
Я с Альвидасом пересёкся по чистой случайности — у каждого ошибки случаются. Случайность именовалась роком. Называется: «Судьба покорного ведёт, непокорного тащит». Собственно, «дерьмо редчайшее», как отрекомендовывали Альвидаса знающие уже его люди, я почувствовал сразу — хватило пары фраз минутного общения. О чём тотчас и уведомил малознакомого посредника Дениску — «Деню» — в телефонном разговоре: «Здесь, с этими людьми, я работать не буду». «В какое положение ты меня ставишь, — завёл скулёж Деня, — так не делается!» — Он работал «под Альвидасом». Я был непреклонен: «Работать я здесь не бу-ду! Тем более, не сезон уже — зима на носу, всё отвалится по морозу — стопудово!» Твёрд, как камень, лежавший где-то под дождём и снегом в ожидании ушаковской участи, я оставался до первого тепла, в глубине души не сомневаясь, что нашли они, конечно, других мастеров — кто ж столько ждать будет: не сошёлся на мне, понятно, клином свет. Хапнули, наверняка, «клещи» какие- нибудь ушлые работу эту дорогую. И удачи им, и находок творческих, и свершений трудовых! Но Деня зашёл с другой стороны, вернее — по-другому (поднаторел у начальника-то
своего, рыжего!).
— Слушай, но они именно тебя ждут. И Альвидас тебе доверяет. Он ездил туда — к Ланских, забор, который ты облицовывал, смотрел. Теперь хочет, чтобы только ты с камнем работал. Всё спрашивает: «Где Алексей? Пора уже начинать — мы же зиму
ждали»… Да, Лёха, о чём разговор — будешь не успевать, будут тебе ещё люди: ты, главное, хотя бы начни, покажи, а там подхватят. Уже и камень под тебя завтра завозить будут.
Вот так: правдами — неправдами (ими-то, пожалуй, больше), не мытьём, так катаньем… Втюхался — сам дурак! А цена вопроса, как выяснилось, была — пять долларов с квадратного метра: такие деньги Деня за моей спиной сверху «прибил», за них он сюда меня продал.
Деню, с плодотворным его таким сотрудничеством, я послал подальше через полтора месяца. «Напнул» его и Альвидас — это Дениска со своими архаровцами запорол объект у называющего вещи своими именами сквернослова. Поставил, всё-таки, Деня себя в известное положение — на шесть «штук» евро мальчишечку «нагрузили». Поделом. Часть денег, правда, погашалась и моим камнем.
А я, рассчитывая пробыть на Ушакова лишь пару месяцев («край!»), завяз там на три с половиной года.
А нечего было с «припудренными» связываться!
* * *
День был студён и ветрен. Пять-семь градусов мороза — рановато для начала ноября. Но нет худа без добра — я был совершенно один. И хозяева, и соседи по даче предпочли носа из городских квартир не высовывать. Так что восторгов по поводу цветов на трубе Гаврила не услыхал. Успеется — эти розы не боятся мороза.
Розы — мороза…
Мичуринцем заделался Гаврила —
Из кирпича взростил он розы.
Их поливать не надо было,
И не боялись те мороза!
Впрочем, морозцем таким смешным Гаврилу было не запугать («Гаврилу… Не запугать морозом было»… Ладно, хорош стихоплётствовать — работать надо!) — он улицей Ушакова на всю жизнь закалился. Хапнув, правда, при этом левой своей кистью
ревматизм.
Главное дело — было у меня два кипятильника. Маленький — под кружку чая, и киловаттный — воду в резиновом строительном ведре и ванне станка подогревать. А ещё — фен электрический: для моментального отогрева рук и прогрева поверхности камня и раствора.
С таким боекомплектом я мог и до весны продержаться —
легко!
Нет невозможного! Есть на фиг нужное.
А сегодня нужно было что-то решать с оголовком трубы. Кровь из носа! С тем самым конструктивным фрагментом, что должен был защищать дымоход от прямого попадания дождя и снега, обеспечивая между тем свободный выход дыма и даже усиливая тягу. С крышей, проще говоря, для трубы. С венцом, Гаврилу в бок, творения.
Вот только ничего достойного на ум не приходило. Сплошной примитив (термин этот однажды от меня услыхав, Костик с Олежкой переняли с завидной быстротой, и сыпали им потом по поводу и без — мне же частенько и перепадало). Да и голова была занята другим. Вернее, другой…
Гаврила отлучён от счастья,
Но музе он не изменял!
И дни душевного ненастья
Он бойко в камне изваял!