Пожар Латинского проспекта

Но ничего с собой поделать я не мог — сволочь!

* * *

— Не кисни! — слегка тряхнула мою руку Люба.

Я не пытался в этот вечер стараться, как впрочем — отдайте должное! — не подумал даже специально на ноги партнёрше наступить. Невзначай выходило.

Татьяна, с особым нынче вниманием снующая от пары к паре, радушно улыбалась нам всё занятие: переживала, держала ситуацию под контролем, посильно её исправляла — как уж получится.

И всё-то из-за одного какого-то!..

К счастью, всё прошло благополучно. И только на выходе, пропуская партнёршу вперёд, зануда затянул:

— Ты, говорят, в субботу так здорово танцевала!

……………………………………………………………………………………………………………………………………………….

*До свидания, друг (исп.)

— Уже застучали! — обернувшись, задохнулась праведным гневом Люба.

— Люба, да дело-то не в этом…

— Этот, конечно, в очках! — кивая себе головой, не слышала она меня. — Ах, нет, он бы не успел — у них же занятие с семи.

Вот доставалось-то дядьке ни за что, ни про что ото всех!..

— Люба! Не про то я сейчас. Ты — совершенно свободный человек и можешь ходить сюда, когда хочешь.

— Конечно, — немного успокаиваясь, с определённым вызовом сказала она, — я вольна в своих решениях и могу поступать, как хочу!

— Вот-вот, — с облегчением выдохнул я, — поэтому единственное, о чём я хочу тебя попросить! Если я тебе мешаю, если  путаюсь здесь под ногами, так…

— Совсем не то! — не стала дослушивать она. — Да, я не сказала тебе, что пойду — я сама до последнего момента не знала, пойду ли. Зачем было тебя дёргать? Я же знаю — ты бы всё бросил и примчался. Целый день из-за пары часов разорвал, потерял. — Она досадливо качнула головой.

— Давай пройдём одну остановку?

— Давай, — не могла сейчас отказать она.

— А тот партнёр — в субботу, — он хорошо танцует?

Она поразмыслила мгновенье.

— Он хорошо слышит музыку. Он в себе уверен. Нет, конечно, он тоже ошибался, но он не боялся ошибиться. Потом, он высокий, сильный такой! Когда мы танцевали венский вальс — мы же там всё прошли: и румбу, и ча-ча-ча, танго, и медленный с венским вальсы, — я думала, что он сейчас меня просто оторвёт, как пушинку, и понесёт.

— Они давно занимаются? — Я ещё не сдавался вовсю душившей меня жабе.

— На два месяца больше нас. Но разница ощутимая — налицо. Он очень хорошо двигается!

И внезапная догадка осенила меня: это был он — тот мачо: «Не как вон тот, Буратино»!..

— Но, — наклонив голову, промолвила Люба, — он очень заносчивый. То у него рука заболела, то нога. В общем, второй  час я танцевала одна.

Ну, это немного меняло дело — не всё так плохо, вернее — не такая уж она плохая, чтоб совсем… Гаврила даже духом малость воспрянул!

— А как думаешь — мне, вообще, возможно так научиться танцевать?

— Лёша! Там была одна пара — у них всё в танце двигается! Если бы я на них оглядывалась, так мне вообще бы надо было сидеть, со скамейки даже не вставать! Надо заниматься, и всё получится!

— Да, — кивнул я, — всё будет хорошо!

— Всё уже хорошо!

Как в романе «Мастер и Маргарита»: «Всё будет ослепительно хорошо!»…

— Твой автобус… И знай — никто тебя не застучал. Все просто с дружным восторгом сообщили, как здорово ты танцевала, вот и всё… Счастливо!

А партнёр-то субботний — мало того, что индюк надутый, так вдобавок ещё и дурак набитый. Коль не «чухнул» счастья своего — с такой танцевать! Лошара! Если момент такой, счастливым случаем дарованный, прохлопал. А теперь — бабушку свою весели!

И впрямь: «Не из каждого полена можно сделать Буратино»!

* * *

— Как дела? — обернулась с подушки Татьяна. — Чего ты такой?

— Не-не, нормально всё.

— Да на тебе лица нет!

Не переодевшись в домашнее, я бухнулся в кресло, тупо уставившись в мерцавший в темноте комнаты телевизор.

— Нахимова в субботу, оказывается, на танцпол пошла, а меня даже не предупредила!

— Не по-партнёрски, конечно, — сочувственно вздохнула Татьяна.

— Да ладно, жил же я без неё столько времени!

Татьяна подняла глаза:

— Ты что — точно, что ли, влюбился?

В её вопросе не было и тени упрёка — лишь искреннее удивление. С долей разочарования, быть может, чуть.

Я не ответил.

— Сёмка срубился уже — хотел тебя дождаться.

Чего мне, дураку, ещё в жизни надо?

— Слушай, Тань, а чего она вообще туда пошла?

— Кто — Нахимова? Она говорит, что это для неё отдушина. И от школы, и от дома. Правильно — в однокомнатной-то гостинке им, конечно, тесно. Но я, зная Нахимову, думаю, что там ещё что-то есть. Может быть, расширить круг общения…

— Личного?

— Ну, ты же понимаешь: любое общение — личное… Ну а так, как одна она пойти не

могла, ей надо было от кого-то оттолкнуться.

Ага! Значит, всё-таки мебель!

— А чего она одна тогда не пошла?

— Ты что — ты Нахимову не знаешь! Как это так: она, да без партнёра придёт?! А вдруг кто-то хотя бы усомнится, что она может быть одна!

— А чего не с Серёгой?

— Ну, ты ж понимай: Серёжа-то тоже, так как он её любит очень, боится в её глазах упасть — а ну как у него не получится?

— А Серёга как на танцпол смотрит?

— Он считает: «Опять приключений на задницу ищешь?» Серёга — он такой домашний!

Помолчали. Но я не унимался.

— А чего она вообще от жизни хочет?