Пожар Латинского проспекта

Наверное, здесь мы были красавцами. Следующей группе, что уже начала стягиваться к полю боя, оставаясь пока в тылу скамеек, было видней. Пожилой седовласый мужчина снимал нас на камеру телефона.

— Хорошо! Давайте теперь совместим основные шаги с тем, чему сегодня научились.

И вот тут началась лёгонькая неразбериха. Пройдя чёткую линию основных шагов, пары уходили в диагональ, где неизбежно упирались в зеркала и стены, наталкивались друг

на друга. Возникла сутолока и паника — как при бомбёжке. И «разрулить» дело не мог даже Артём — размеры зальчика развести пары на безопасное расстояние никак не позволяли.

Вот в какой-то момент возрастной партнёр черноглазой смуглянки, прижав её к самой стойке, оттолкнулся с каблука — как учили! — и размашисто шагнул назад. В том направлении, что шёл вперёд я — с Любой-тараном. Тут он ей по голени и саданул!

Оттолкнув мои руки, она зло глянула на меня: весёлые чёртики в её глазах превратились в злого беса:

— Ты меня подставляешь! Понимаешь — под-ста-вля-ешь!..

Зрители напряжённо смолкли, я замер в дурацком оцепенении. Когда ничем, кроме слова, помочь ты не можешь, то лучше уж молчи — ты своё дело сделал!

— Блин! Теперь синяк будет.

Дело спас Артём, призвав минуточку внимания, за которую дипломатично довёл до народа мысль, что танец — танцем, но, дабы друг другу не мешать, не сталкиваться, не

топтать друг друга, не калечить, смотреть нужно, всё-таки, и по сторонам.

Красиво, в общем «съехал», отчасти меня выгородив, переложив долю ответственности и на ветерана. Хотя вина-то целиком и полностью, понимали все, была моя.

Следом же маэстро свернул занятие, выразив в завершение надежду, что коль с каблука приходится шагать и в стандарте — а уж в латине без него, высокого, вообще никак! — то надеется он, что обувь на каблуках когда-то (но лучше скоро) будет у всех партнёров.

Наехал-таки на меня — для порядка и по справедливости: резали бальный его глаз плетёнки мои летние.

— …Люб, ты прости меня! Сильно болит?

— Да ну, я и забыла уже.

— Вот видишь, а была бы одна — осталась бы невредима.

— Не факт ещё.

— Стыдно так!

— Прекрати! Думай о том, как многому мы сегодня научились.

— А ты разве этого не знала? Татьяна говорит, ты серьёзно танцами занималась.

— Да это сестра моя старшая занималась, а я так — что подсмотреть успевала. В школе — да! — с пятого класса в танцевальном кружке. Но там, извини меня, мы по три часа пахали — два раза в неделю! А танго я впервые, вместе с тобой, учусь.

— Слушай, а вот что слуха музыкального у меня напрочь нет?

— Глухие люди поют. — Она чуть раздражённо возвела руку. — Мой автобус. Завтра увидимся — ты на «Левшу»-то идёшь?..

Люба благополучно села в автобус, помахав на прощанье рукой. И следом ей полетели три sms-сообщения — в один формат текст не умещался…

* * *

Достойна она их нынче — не достойна?.. Если они родились только благодаря ей, да и — сознайся! — для неё, о чём тут, ёшкин кот, думать?

Кем бы Гаврила в жизни не был,

Пожарником он был худым.

И под октябрьским тем небом

Беда вдруг приключилась с ним!

Пожар латинский разгорался —

Он потушить его не мог!

Да что там — даже не пытался:

В огне он углядел цветок.

То роза дивная пылала!

Любви и истины была в ней красота.

Об этом просто и сказал он.

И, засмущавшись на признанье, отвечала та:

«Но пылкости в ответ ты не дождёшься:

Ты у другого греешься огня.

В кипении крови ты скоро обожжёшься,

А заодно с собой попалишь и меня».

Пожар души своей Гаврила

Для розы хоть и потушил,

Смотрел на мир теперь уж не уныло —

Ведь жил Гаврила нынче, жил!

Вот так-то, Муза Васильевна!

* * *

В одном из последних рейсов, в соседней каюте жил матрос Витя — мировой парень. У него было музыкальное образование — музыкальное училище закончил. И слух, получается, тоже.

— Витёк! — спрашивал бывало я. — Аль не мешает ли тебе, друг ситный, мой хрипунок? Не шибко громко магнитофон слушаю?

— Слушай! — обрадовавшись представившемуся случаю (сам ведь я разговор завёл), ловил момент он. — Ты там у себя что хочешь делай: музыку слушай, пляши, на голове ходи, только — слышь! — сам не пой, ладно?! Пожалуйста — я тебя очень прошу!

И заглядывал при этом в глаза проникновенно.

И когда, забывшись, я начинал мурлыкать под нос, или даже заводил в голос что-то душевное, он теперь принимался колотить в переборку.

…А и Слава, что музыкальную школу по классу баяна заканчивал, тоже дивился не раз: «Да, ну слуха у тебя — никакого!»

* * *

«Сообщения. Входящие. Люба. «Спасибо!». 12/11/2009. 20:28:16».

* * *

Помнится, когда я увидел по телевизору, как грохнул на весь мир, не удержав в поддержке свою партнёршу наш фигурист, порадел и за него: ведь, по-человечески, невелика его вина - ну, дрогнула в тот самый миг рука, выскользнула ладонь партнёрши. И в следующее мгновенье стал он уже для всех слабаком — самое меньшее, ненадёжным, веры которому впредь не будет уже никогда! А то и предателем партнёрши своей — ведь

та ему верила…

Всю ночь кошмары снилися Гавриле,

Тьмой их гнала неискупимая вина:

Не фигурист на лёд партнёршу уронил — он!

В доверии к нему теперь поднимется ль она?