Пожирающая Серость

– В городском архиве. Он принадлежал Стивену.

Дарья кивнула:

– Я знаю.

– Вы… Вы знаете, где остальная часть его записей?

Дарья нахмурила лоб. А затем потянулась в карман платья и достала темно-коричневый тубус.

– Возможно, я смогу помочь, – сказала она с блеском в глазах, а Вайолет пыталась не показать своего разочарования. Она надеялась увидеть оставшиеся страницы. – После смерти моего брата отец хотел избавиться от дневника. Но мама успела его спрятать. Половина находилась в городском архиве. А вторая половина… Мама отдала мне цилиндр. Сказала, что это подсказка. И чтобы я берегла его. В основном я держу его при себе. Но теперь… – она вручила его Вайолет, – теперь он твой.

Вайолет уставилась на свою тетю, ее грудь сдавило от веса этого подарка.

– Спасибо вам.

Дарья улыбнулась:

– Пожалуйста, косточка.

– Дарья? Вайолет? – позвала Джунипер из другой части дома. Что бы ни отвлекло ее раньше, она явно со всем разобралась. – Что вы там делаете?

– Нам лучше идти, – хрипло сказала Дарья. – Она не поймет.

Вайолет кивнула. А затем крепко прижала цилиндр и дневник Стивена к груди и поспешила к себе в комнату. Убедившись, что дверь надежно заперта на засов, она позволила себе изучить странный подарок тети.

Цилиндр был длиной в тридцать сантиметров и полым, судя по весу. Ближе к вершине деревянной капсулы был зазор. Вайолет покрутила верхнюю часть тубуса, и та тут же поднялась, открывая вид на сверток бумаг.

На них были какие-то непонятные линии и точки. Вайолет потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, на что она смотрит, и тогда все стало еще непонятнее.

Это оказались чертежи поместья Сондерсов, нарисованные от руки поблекшими чернилами на пожелтевшей бумаге. Вайолет развернула их на полу, придавила уголки книгами и принялась изучать план, но, насколько она могла судить, в нем не было ничего интересного, помимо его древности.

Девушка снова свернула бумаги и вздохнула. Она не понимала, зачем Дарья вручила их ей.

Рядом раздалось мяуканье Орфея. Он бил лапкой по пожелтевшей бумажке, лежавшей рядом с футляром для чертежей. Должно быть, она тоже оттуда – Вайолет просто ее не заметила.

Она вытащила бумажку из-под когтей Орфея. А затем ахнула, поскольку это оказалась вовсе не бумажка, а фотография.

На крыльце дома Сондерсов сидели трое подростков. У девушки посредине была идеальная осанка и легкая, осторожная улыбка, темные глаза смотрели прямо в объектив камеры. Справа от нее, сжимая в ладонях края ветровки, сидела еще одна девушка с повернутой вбок головой и открытым от смеха ртом. Ее темные кудрявые волосы доставали почти до талии. Но больше всего ее внимание привлек юноша слева. Темные кудряшки, худое, привлекательное лицо, добрая улыбка. Вайолет перевернула фотографию и прочла подпись: Брат и сестры Сондерс (слева направо): Стивен, Дарья, Джунипер. 1984.

Вайолет снова перевернула фотографию. Девушкой в ветровке была Джунипер. Смеющаяся, безудержная, свободная. Версия Джунипер, не обремененная смертью брата, мужа и дочери. В ней было невозможно признать ту женщину, которую всегда знала Вайолет. Впервые она задумалась, насколько изменилась Джунипер после того, как у нее забрали близких. Потеря Роузи разрушила мир Вайолет. Перенести такое трижды – это больше, чем может вынести один человек. Были ли последние несколько месяцев первыми шагами к тому, что она станет такой же измученной и циничной, как ее мать?

Вайолет передернуло, когда она подумала, будет ли спустя много лет ее собственная дочь думать то же самое о ней.

– Я не должна такой стать, – прошептала она фотографии.

Но, возможно, это неправда. Возможно, ей просто не сказали, что, взрослея, никто и никогда не становится тем, кем хотел быть.

Вайолет аккуратно положила фотографию в нижний отсек шкатулки для украшений, а затем легла в кровать вместе с Орфеем, сжимая пальцы вокруг браслета Роузи.

На ее сердце опустилась такая тяжесть, что она удивлялась, как оно вообще продолжало биться.

* * *

Вечеринки в Четверке Дорог были маленькими, и хоть тут царило негласное правило, что если приглашали одного, то приглашали всех, в городе жило не так уж много детей. Но сегодня тенистый амбар был забит до отказа, все перекрикивали громкую музыку и позировали для фотографий в сиянии гирлянд на стенах. Над головой Джастина поднималось облачко сигаретного дыма.

Если он покинет Четверку Дорог, то однажды пойдет в настоящий клуб. Будет сидеть в настоящих барах и флиртовать с девушками, которых не знал с самого детства, вместо того чтобы избегать взглядов Сё-Цзинь, Бритты и всех других одноклассниц, с которыми встречался день, неделю, месяц. Но если он их не будет знать, то и они не будут знать его. До своего ритуала Джастин наслаждался тем, как внимание вечеринки переключалось на него, стоило ему войти. Он мог присоединиться к любой беседе и быть уверенным, что ему рады.

К любой беседе, кроме тех, что касались Харпер Карлайл.