При нашей последней встрече это был крепкий румяный блондин с огромными, как у борца, бицепсами, с грубым, но добродушным лицом и копной светлых непокорных волос. А теперь кожа висела на скелете, как одежда на вешалке. Лицо избороздили глубокие морщины, под глазами повисли мешки, глаза остекленели. Шея была туго перевязана черным шарфом.
– Боже, Джек! – воскликнул я. – Что ты с собой сделал?!
Он быстро отвернулся:
– Ничего. Я в порядке. Хочу познакомить тебя с шевалье Футаном. Это Март Прескотт.
– Пьер, – услышал я голос. – В Голливуде титулы не имеют значения. Очень приятно, мистер Прескотт.
Я наконец увидел шевалье Пьера Футана.
Мы пожали друг другу руки. Его кисть показалась мне ледяной, скользкой и одновременно очень сухой, и я отдернул свою быстрее, чем того требовали приличия. Он улыбнулся.
Этот шевалье был приятным мужчиной – по крайней мере, казался таким. Стройный, чуть ниже среднего роста, с круглым и несообразно молодым лицом, с прилизанными светлыми волосами. Я заметил, что у него наложены румяна на щеки, причем весьма умело, я ведь кое-что знаю о гриме. А под румянами я разглядел мертвенную бледность, которая, не замаскируй он ее, обязательно привлекала бы внимание. Может, какая-то болезнь так отбелила его кожу? Впрочем, губы не были подкрашены, они были кроваво-красными от природы.
Он был чисто выбрит, одет в изысканный вечерний костюм, а черные глаза казались бездонными.
– Рад познакомиться, – сказал я. – Вы вампир, да?
Он улыбнулся:
– Так говорят. Но все мы служим темному божеству успеха, не так ли, мистер Прескотт? Или Март?
– Март, – ответил я.
Тут я заметил, как его взгляд ушел в сторону и на лице отразилось изумление, словно он не поверил глазам.
Я обернулся. Джин подошла и стала рядом.
– Это шевалье? – спросила она.
Пьер Футан смотрел на нее, чуть приоткрыв губы.
– Соня… – едва слышно произнес он и повторил уже вопросительным тоном. – Соня?
Я представил их друг другу.
– Как видите, меня зовут не Соня, – сказала Джин.
Шевалье покачал головой, и взгляд его черных глаз был загадочен.
– Когда-то я знал похожую на вас девушку, – сказал он. – Очень похожую. Как странно…
– Прошу меня извинить, – перебил его я.
Джек Харди отходил от бара, и я решил последовать за ним.
Я коснулся его плеча, когда он подошел к стеклянным двустворчатым дверям. Он испуганно ойкнул.
– Проклятье! – выругался он. – Март, не прикасайся ко мне.
Я положил руки ему на плечи и развернул его.
– Что, черт возьми, с тобой случилось? – спросил я, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо. – Джек, ты же знаешь: меня не обмануть. Я много раз помогал тебе, помогу и сейчас. Скажи честно, что с тобой?
Его изможденное лицо немного расслабилось. Он сбросил мои руки. Его ладони были ледяными и сухими, как у шевалье Футана.
– Нет, Март, – сказал он. – Ты мне не поможешь. Да и все в порядке со мной, просто переутомился. Слишком весело провел время в Париже.
Я словно уперся в стену. Вдруг против воли мне в голову пришла мысль, которая тут же соскочила с языка:
– А что с шеей?
Джек ничего не ответил, только нахмурился и покачал головой.
– Какая-то инфекция горла, – сказал он чуть позже, коснувшись черного шарфа. – Подхватил на пароходе.
Раздалось странное хрипение за моей спиной, которое показалось мне нечеловеческим. Я обернулся и увидел Гесса Деминга. Он, покачиваясь, стоял в дверном проеме, налитые кровью глаза сверкали и тонкая струйка слюны стекала с подбородка.
– Сандра умерла от инфекции горла, Харди, – произнес он каким-то безжизненным и от этого страшным голосом.
Джек ничего не сказал, только отошел на шаг.
– Она все чахла и бледнела, а потом умерла, – продолжил Гесс. – Врач не знает от чего, хотя в свидетельстве о смерти написано, что от анемии. Ты притащил с собой какую-то гнусную болезнь? Если так, я убью тебя.
– Погоди, – сказал я. – От инфекции горла? Я не знал…
– У нее на шее были ранки – две точки, близко друг к другу. Они не могли убить ее… Конечно, если это не зараза…
– Гесс, ты рехнулся, – сказал я. – Ты совершенно пьян. Послушай, Джек не может иметь к этому какое-то отношение…
Гесс не смотрел на меня, он не спускал воспаленных глаз с Джека Харди и монотонно говорил:
– Харди, ты готов поклясться, что Март говорит правду? Готов?
У Джека скривились губы, его терзали какие-то душевные мучения.
– Джек, – попросил я, – скажи, что он ошибается.
– Я не приближался к твоей жене! – выпалил Харди. – Не видел ее после возвращения.
– Я хочу услышать совсем другой ответ, – прошептал Гесс и бросился, вернее, упал на Харди.
Гесс был слишком пьян, а Харди – слишком слаб, чтобы они могли причинить вред друг другу, но мне удалось разнять их лишь после неприятной возни. При этом Гесс ухитрился сорвать с шеи Джека черный шарф.
И я увидел отметины на горле Джека Харди. Две красные точки, окаймленные белым, как раз над левой сонной артерией.
На следующий день мне позвонила Джин.