Однако по прибытии в Лондон Строу во время сеансов начал все активнее распространяться о природе своей бизнес-империи. С некоторых пор его стал крайне занимать новый филиал «Синеко», который он именовал не иначе как «Отделом зрения в корень». Марк полагал, что назначением этой новой службы станет раскрутка трескотни о некоем «особом видении» компании; что-нибудь про то, где и как надо черпать силы и использовать с выгодой для себя навыки по улучшению инфодоступа, и тому подобную белиберду. Помнится, в пору своей работы в кембриджской фирме по биогенетике Марк как раз занимался кропанием в меру абстрактных текстов о ценности инноваций.
И вот по мере того как Строу все дальше углублялся в разъяснения, Марк начал невольно задумываться, для чего это шеф укомплектовывает свой новый отдел дорогостоящими кадрами из сливок праздного класса цифровых сибаритов. Строу выискивал, выуживал и скупал все новых и новых мастеров кодописания из компьютерных служб, смуглокожих и раскосых специалистов из научных городков, разбросанных по третьим странам, асов биллинговых и дата-центров, обескровливая тем самым игровые и музыкальные сайты. По словам Строу, за один только прошлый месяц он нанял три сотни человек. Для пиар-отдела многовато. Марк проникался любопытством.
Вот и сегодня Строу живо волновался насчет этого «зрения в корень». Только теперь Марку показалось, что он именует его не «пиар-отделом» или там «службой», а Новой Александрией. Словно речь шла о каком-нибудь королевстве в духе Толкиена, где знание накапливается, складируется и оберегается, как золотые клады в подземельях гномов. Строу за разом раз повторял, что существует необходимость держать всю информацию консолидированно в одном месте; что любой, у кого есть доступ к этой информации, сможет делать совершенные по своей сути решения.
– Ты только представь себе, Марк, – мечтательно взывал с диванчика Строу, – все прочие операции, смазанные несовершенством рынков, затюканные бюрократами, устареют, станут не нужны. Одним махом! А упрочится одна лишь Новая Александрия. Мир изменится и никогда уже не будет прежним.
Марк уже давно минул ту точку, когда можно было сказать: «
– Звучит экстраординарно, Джеймс, – глубокомысленно изрек Марк. – Но честно говоря, я не уверен, что до конца понимаю ваши слова. С вашего позволения, я бы хотел, чтобы вы проговорили их еще на раз. Если можно.
Джеймс Строу на это проворно повернулся на своем диванчике и выгнул к Марку голову. Для своего немолодого возраста он был в хорошей форме, но такая змеиная верткость была под стать разве что совсем молодому человеку. Даже как-то полоснуло по нервам.
– Нет, Марк. Понять такое тебе не под силу. Во всяком случае пока. Уж извини. Есть нечто, что я до поры вынужден скрывать даже от тебя. У меня в проекте есть партнеры, поистине великие люди. Масштабные, с ви́дением, способные на риск, как мы с тобой. Но есть определенные правила, процедуры. – Пожимая плечами, он махнул у себя перед лицом рукой, словно признавая тот странный факт, что даже он, Джеймс Строу, вынужден терпеть над собой какие-то процедуры и правила.
– А впрочем, вот что, – подумав, сказал он. – Поехали-ка со мной на морскую прогулку. На следующей неделе. Место встречи – «Синеморье», а? К тому времени я, пожалуй, выхлопочу необходимые разрешения. Сумеешь вырваться?
«Синеморье». Яхта Строу. Ну наконец-то. Какой дать ответ: что надо бы свериться со своим графиком? Марк перед шефом всегда напускал на себя флер непомерной занятости какими-то сторонними профессиональными и интеллектуальными устремлениями. Однако сейчас случай был совсем другой; можно сказать, иное измерение.
– С превеликим удовольствием, Джеймс.
– Вот и отлично. – Строу поднялся с диванчика и, пройдя к письменному столу, ткнул кнопку громкой связи. – Гертруда, – сказал он строгим голосом. – Марк на той неделе едет со мной на морскую прогулку. Все формальности уладить. Скажем, на вторник.
– Во вторник у вас Бильдербергская конференция[32]
, сэр.– Вот черт, – нахмурился Строу. – И надолго?
– Два дня в Абердине, сэр. Обратный вылет ориентировочно в четверг. Но не в Лондон, а…
– Да помню, помню, – желчно оборвал он. – Ладно. Тогда давайте на пятницу.
– Слушаюсь, сэр.