Пожиратели призраков

По позвоночнику ползет жар, а потом распространиться и по всему телу. В комнате стало еще душнее. Пластиковый брезент удерживает тепло. Мы как будто в сауне.

– Сайлас, – зовет Тобиас. – Мы здесь. Ты нас слышишь?

– Сайлас, – встреваю я. Не хочу, чтобы Тобиас достучался до него первым. – Я знаю, что ты здесь.

Ощущение моего тела, само присутствие кожи исчезает. Я растворяюсь. И уже не понимаю, где моя оболочка, где заканчиваюсь я и начинается дом.

– Сайлас, если ты меня слышишь, я хочу, чтобы ты… я хочу, чтобы ты знал, я никогда тебя не бросала.

Я – дом. Все комнаты – камеры моего сердца, все коридоры – артерии, все балки – кости. Теперь мне нужен лишь призрак. Я готова его принять. Пусть Сайлас заполнит этот сосуд.

– Я никогда не отпускала тебя, Сайлас. И никогда не хотела обидеть.

Колеблющиеся цвета за моими веками сжимаются, приобретая форму.

Силуэт.

– Хотела бы я забрать все то, что тогда наговорила. Хотела бы вернуться и…

Пол за мной скрипит – это шаг. Звук такой резкий, что я не могу не открыть глаза. Меня сражает яркий свет. Солнце как будто за минуты сместилось – или мы сидим тут часами? Достаточно долго, чтобы оно теперь сияло прямо в гостиную.

– Я люблю тебя, Сайлас. Я скучаю… я…

В дальнем углу прячется тень. Солнце не может проникнуть так далеко. В темноте есть что-то осязаемое, что-то растущее, набирающее силу. Затем тень начинает двигаться. Что-то – кто-то – стоит в этом углу.

– Вы видите? – слышу я свой вопрос, но слова будто исходят не от меня.

Тобиас оглядывает комнату.

– Что?

– В углу. Прямо там.

Амара не оглядывается. Она отказывается смотреть. Ее взгляд сосредоточен на полу. На стенах. На потолке. На всем кроме дальнего уголка гостиной.

Силуэт шагает вперед. Выходит из тени. Мрак следует за ним, будто он каким-то образом тащит за собой тени, натягивая эту черноту, словно паутину, свисающую со стены.

Я вижу его. Я вижу его.

– Сайлас?

– Где? Где он? – вопрошает Тобиас, не в силах скрыть беспокойства. Он лихорадочно вертит головой, отчаянно пытаясь что-нибудь разглядеть – и когда, наконец, видит его, его лицо застывает настолько внезапно, словно кто-то поставил тело на паузу. Только глаза бешено вращаются.

– Это он, – шепчет Тобиас.

– Сайлас, я… – у меня слишком пересохло в горле. Мне нужна вода, но я не могу отвести от него взгляд. Не могу заставить себя прервать контакт, вдруг он снова исчезнет. – Сайлас, это я. Это Эрин!

Звук его имени, кажется, дает ему жизнь – я даю ему жизнь, – будто этого достаточно, чтобы воскресить его.

– Ты слышишь меня, Сайлас? Ты меня видишь?

Имя – сосуд. В нем есть определенные слоги, определенные интонации. Если произнести их в определенном порядке, в определенном ритме, можно вызвать само дыхание Бога. И я хочу снова наполнить имя Сайласа жизнью. Произнести его вслух, чтобы оно звучало так, как еще при жизни. Произнести его имя от всего сердца. Окрасить каждую букву любовью, вечной любовью.

– Сайлас…

Я кашляю. Дыхание перехватывает, но я не могу отвести взгляд.

– Сайлас, это я. Я здесь, Сайлас. Я…

Что-то густое движется вверх по пищеводу. Я слышу, как меня тошнит. Влажно и тяжело.

– Эрин? – рука Амары сжимается на моей, стискивает пальцы.

Что бы ни поднималось у меня в горле, оно блокирует дыхательные пути. Я не могу дышать. Амара дергает меня за руку. Я молюсь, чтобы мой умоляющий взгляд свидетельствовал об абсолютной неспособности дышать.

Я не могу дышать.

Грудь вздымается раз, другой.

Не могу дышать.

Комок в горле поднимается вверх.

Не могу…

Сайласа больше нет, если он вообще был здесь. Но ведь был, не так ли? Я же его видела?

– Что такое? – спрашивает Тобиас, опускаясь передо мной на колени. – В чем…

Меня снова тошнит. Все тело сводит судорогой.

– Эрин!

Струйка белого влажного вещества проталкивается сквозь губы. Она извивается и колеблется перед моим заплаканным лицом, разветвляясь и поднимаясь вверх, как корень, тянущийся к солнечному свету.

– Твою мать, – Тобиас отталкивается от меня, его взгляд прикован к этой нити. Моя челюсть сжимается, не в силах сомкнуться, пока я продолжаю изгонять из себя это вещество. А оно все прибывает и прибывает, что бы это ни было – разворачивается – расцветает в воздухе над нашими головами.

Я не могу дышать. Не могу дышать. Не могу…

Амара протягивает руку, чтобы дотронуться.

– Не надо, – начинает Тобиас.

Кончик ее указательного пальца едва касается поверхности извивающейся массы, влажной и живой.

Тобиас пытается отдернуть руку Амары.

– Не трогай…

Масса разрывается.

Что бы ни поддерживало нить в воздухе, оно теряет свою хватку, как только Амара касается скользкой поверхности. Нить падает на пол и превращается в желтоватую жидкость, которая, по-видимому, состоит из содержимого моего последнего приема пищи. Орехи и брызги желчи растекаются по половицам.

Я чувствую себя так, словно только что выплыла со дна и наконец-то снова могу дышать. Хватаю ртом воздух, делая глубокие, прерывистые вдохи, когда выталкиваю остатки наркотика из желудка.