Пожиратели призраков

В старших классах я тайком убегала ночью на встречи с другими соседскими детьми. У нас был свой загородный клуб, состоящий из скучающих мальчиков и девочек, которым больше нечем заняться, кроме как напиваться и валять дурака. Мы приносили все забытые бутылки из шкафчиков родителей. Обычно что-то фруктовое – персиковый шнапс или кокосовый ром. На вкус было совершенно отвратительно, но только так мы могли разорвать монотонность. Большинству парней из Солсбери хотелось всего лишь кого-то полапать. Шнапс – всего лишь начало. Мы все садились в круг кругу, передавали бутылку «угадай-чего», а потом ложились на спину и любовались звездами. Я смотрела на поцелуи своих так называемых друзей и видела следующее поколение привилегированных насильников. Они переезжали в точно такие же дома, из которых я отчаянно пытался сбежать, растили точно таких же детей с точно такими же ценностями, которые навязывали их родители, голосовали за точно таких же президентов и ходили в точно такие же частные школы, цикл повторялся снова и снова.

Какой-то парень подползал ко мне. Потом на меня. Я чувствовала запах засахаренного алкоголя в дыхании, а затем и сладковатый привкус, когда он прижимался своими губами к моим.

Помню, меня как-то вырвало в девятую лунку, когда рука Бенджамина Пендлтона залезла в бретельку лифчика. Наверное, меня вырвало и на него. Так ему и надо. Он даже не спросил, все ли со мной в порядке, надо ли мне помочь. Он просто выдернул руку из-под моей рубашки и сказал: «Фууу».

Я так и не сказала маме, что много лет назад была с Бенджамином Пендлтоном, но воспоминание всплывает в ту же секунду, как она снова представляет меня его родителям. Мне приходится выслушивать, как хорошо идут дела у старины Бенджи, женат, есть дочь и на подходе второй малыш.

– У него невероятные успехи в финансах, – сияет его мама. – Надо нам как-нибудь собраться на ужин. Бенджи всегда хорошо к тебе относился, Эрин, – говорит она. – Если честно, я даже удивлена, что вы не встречались, но сейчас это уже в прошлом. Скажи, а в твоей жизни есть кто-то особенный?

«Да, – хочется мне сказать. – Вообще-то, есть. Он вот-вот материализуется».

– Эрин сегодня начала работу в агентстве «МакМартин», – вклинивается мама, хитро уводя беседу в сторону от темы несуществующей второй половинки. Я делаю вид, что не вижу, как она жаждет выдать меня замуж в эту же секунду. Интересно, какому потомку мертвого генерала Конфедерации меня сегодня будут рекламировать?

– Хотите что-нибудь выпить, мэм? – спрашивает бармен. Наверное, это кэдди из загородного клуба. В другой жизни мы, возможно, целовались бы на поле для гольфа на полуночном рандеву. Я теряюсь в его прыщавом лице. Эти созвездия так и завораживают.

– Воды, пожалуйста, – у меня теперь перманентно сухое горло. Кажется, ему не поможет даже целый пруд.

Он кивает.

– Вы хотите…

встретить призрака

– …мэм?

– Какого хера ты мне сказал?

Бармен смотрит в ответ глазами оленя в свете фар.

– …Льда?

– Ой! Эрин, дорогая, – зовет мама, – поздоровайся с мистером и миссис Бланкеншип!

И вот так меня уносит в другой конец комнаты. Я стараюсь быть вежливой, но эти люди для меня пусты, простыни на веревке, фантомы пригорода, ведущие одни и те же скучные разговоры каждую неделю. Ничего не меняется.

Я насчитываю десять гостей. Мама называла бы это «узким кругом». Все собирались в гостиной. Я улавливаю отдельные обрывки разговора, хотя и не знаю, кто вообще говорит.

– С памятниками поступают просто чудовищно, – со вздохом говорит одна женщина.

– Весь труд даром, – отвечает другая дочь Конфедерации. – Все эти статуи… И ради чего? В угоду кучке протестующих?

– Важны все жизни. Никто не трогает статуи Артура Эша, так ведь?

Струнный квартет неприметно играет на заднем плане, но я слышу лишь визг смычков из конского волоса по кетгутовым струнам, в воздухе так и стоит их высокочастотная дрожь. Мне приходится силой давить этот звук, чтобы не сойти с ума.

– Аккуратно, дорогая, – мама держит меня за руку, будто я слишком пьяна и не стою на ногах. Неприметный жест, но я его замечаю. Мама ведет меня именно туда, куда хочет, крепко сжимая предплечье ногтями, чтобы я не смогла вырваться.

Я замечаю окно рядом с папиной книжной полкой. Стекло стало серым, как глаз, затуманенный катарактой. Другие окна в порядке, но это полностью запотело.

– Вы затеяли ремонт? – слышу я свой вопрос.

– Что, прости? – мама не понимает, о чем я.

– Окно. Оно сломалось или…

– Что это с тобой? – тихо шипит мама. – Ты сама не своя.

– Я же сказала, мне… мне нехорошо.

Мама изучает мое лицо.

– Твои глаза… зрачки расширены. Эрин!

– Что?

– Ты под чем-то? Посмотри на меня.

– Мам…

– Посмотри на меня, – хоть ее голос и стал тише, я все же улавливаю, что она очень недовольна, когда рассматривает сначала один глаз, потом другой. – Ты пришла на вечеринку отца с наркотиками?

Не с наркотиками, мам.

С призраками.