– …Сайлас? – я поворачиваюсь и оглядываю всю комнату. Я одна. Свет меняется – он больше не отливает в бурлящем розовом сиянии. Пластиковый брезент теряет прозрачность, словно растопленный жир, сворачивающийся в густое сало, и гостиная медленно погружается в тень.
– Здесь все заколочено, – слышу я шепот мальчика. – Внутрь не заглянуть.
– Сюда.
Они приближаются. Я слезаю с дивана и сползаю на пол. Чтобы пошевелиться, требуется больше усилий, чем следовало бы, тупая боль в костях отягощает тело. Пластик сминается под руками и коленями, когда я ползу по брезенту к ближайшему окну.
– Видишь что-нибудь?
–
Туман в голове рассеивается, и внезапно я испытываю острую потребность позвать на помощь. Я пытаюсь, но голос слишком хриплый. Мне больно. Я хриплю, как будто несколько дней не говорила вслух…
Неужели прошло несколько дней? Как-то странно. Я же только говорила с…
…но теперь он ушел, разыгрывая передо мной еще один спектакль, а я тут валяюсь на полу, хрустя суставами, словно мое тело превратилось в высохшую шелуху.
Мальчики продолжают перешептываться, им не терпится подсмотреть, они спорят, кто пойдет к окну.
– Как думаешь, туда можно забраться?
– Я туда не пойду!
– Кто-то зассал…
Три быстрых силуэта парят у окна, скрытые фанерой, не считая нижнего угла, где осталось несколько дюймов открытого брезента. Каждый мальчик по очереди заглядывает внутрь.
Если я просто доберусь до окна, если вылезу на обозрение, они позовут на помощь.
– А если там кто-то есть?
– И кто?
– Заткнись.
Откуда они взялись? Ближайший район ведь так далеко. Наверное, проехали на велосипедах не одну милю. И понятия не имеют, что я здесь, как тряпичная кукла на полу. Я задерживаю дыхание, подползая к стене и хватаясь за оконную раму.
– Я видел, как люди заходили внутрь… но никто не выходил.
– Ага, конечно…
– Говорю вам, этот дом
О нашем доме распространяются слухи. Кто-то слышит о доме с привидениями: он рассказывает друзьям, а те рассказывают своим, пока дом не обретает мощь, которой не было раньше, обрастает энергией, которая будет расти с каждым новым слухом. Эти мальчики – лишь первая волна. Будут и новые. Может, дом хочет именно этого. Больше гостей. Больше призраков.
– Подождите. Я что-то вижу.
– Что?
–
– Где?
– Дай посмотреть! Подвинься!
– Да хватит все загораживать! Я хочу посмотреть…
Я его вижу. Маленький ребенок, всего лет десять. Он и его друзья даже и не представляют, что я смотрю на них в ответ. Брезент закрывает им обзор, превращая все в жирные тени.
– Твою мать! Я кого-то вижу!
– Врешь…
– Правда! Посмотри туда. В углу. Кажется, это женщина.
– Где? Где она? Дай посмотреть,
– Я не вижу…
Мне удается подтянуться к окну, прямо перед их лицами.
–
Мальчик кричит. Все его тело отскакивает от окна, словно я сшибла его своим дыханием. Он врезается в друзей, и все трое падают на спины.
– Бежим! БЕЖИМ! – каждый мальчик вскакивает на ноги и бежит по лужайке. Их велосипеды стоят в тупике. Я смотрю, как они хватаются за руль и в панике запрыгивают на сиденья, подпитываемые адреналином. Они все еще кричат, нажимая на педали, их голоса затихают:
А потом они исчезают. А я все еще взаперти.
Моя спина скользит по фанере, пока я не оказываюсь на полу, грудь тяжело вздымается. Я и не понимала, что смеюсь. Это ведь смех, да? Я не могу перестать смеяться. Это так смешно. Они подумали, что я призрак! Призрак! У меня пересохли легкие, в горле першит. В смехе слышится скрежет. Предсмертный хрип.
Эти дети не вернутся. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, поднимая взгляд…
Смех застревает в легких.
В комнате есть кто-то еще. Женщина неподвижно стоит в дальнем углу, где сгущаются тени. Как долго она там?
– Ты не видела моего сына? –
Марсия разворачивается и идет по коридору. Я иду за ней на кухню. Она открывает незапертый шкафчик и заглядывает внутрь. Там пусто. Когда замечает меня, то отстраненно спрашивает снова:
– Ты не видела моего сына?