Я отдаю ему руку. Карандаш сильнее впивается в бумагу и выводит не круги, а резкие полосы. Теперь сквозь меня проходит голос Сайласа. Я слышу, как он шепчет мне слова на ухо, и покорно записываю. Мы словно пишем вместе. Он этого хочет? Возродить свои слова?
Запястье болит, но я не могу остановиться. Если отстранюсь, наша связь может…
Глаза открываются, будто я проснулась. Я пролистываю тетрадь. На страницах красуется грубый курсив, каждая рваная буква соединена с предыдущей одной линией. Медленно собирая слова воедино, я вслух читаю послание:
Тогда я вижу что-то на стене.
Я ахаю, когда буквы разрастаются, как черная плесень, ползя из шкафа по стене.
Я не могу перестать смеяться. Зажимаю рот руками, не в силах остановится. Слова Сайласа заворачивают за угол и идут в коридор. Я вскакиваю и несусь за ними.
Он не останавливается. У меня кружится голова, пока я читаю и бегу за ним. Он говорит со мной с помощью нашего дома. Его слова переходят из одной комнаты в другую. На фанере. На дереве.
Они повсюду.
Я следую за ним по дому, читая его предложения, пока они проявляются в коридоре и соседних комнатах, затем ползут на потолок и заворачиваются вокруг пустых светильников.
Кому нужна тетрадь? Теперь мы сможем писать наш шедевр на доме.
Нашем доме.
Плачу. Почему я плачу? Я не могу перестать одновременно плакать и смеяться, слезы текут вместе с радостью, абсолютным восторгом. Я в жизни не была так счастлива.
Теперь я бегу быстрее. И еще. Из комнаты в комнату. Я не могу остановиться от…
– Эрин!
Я поворачиваюсь на звук своего имени. Меня испугал этот звук. Кто меня звал?
– Что ты там
– …Эрин? Ты та-а-ам?
Я на цыпочках поднимаюсь по лестнице, медленно, по одному шагу, прислушиваясь. Как давно мы говорили? Прошло уже много дней, да? Его голос тянет меня, проникает под кожу.
– Ты чего так долго? – это он, его слова, тихие, но живые. – Время ужинать!
Клянусь, я слышу, как он напевает.
–
Я медленно иду вперед, под ногами скрипят половицы.
–
Чем ближе я подхожу, к его голосу, словно загипнотизированная песней, тем сильнее колотится сердце. Не знаю, счастлива я, напугана или все сразу. Я остро ощущаю свой пульс, он ухает с каждым шагом, пока я не дохожу до столовой.
–
Свечи горят. Стены выкрашены в светло-розовый. Я узнаю интерьер. Я уже все это видела, но не могу вспомнить где. С потолка свисает люстра, переливаясь огоньками. Если я слишком долго смотрю на эти кристаллики, у меня кружится голова. Столовая не должна так выглядеть. Ничего из этого тут не было минуту назад.
– А вот и она, – по другую сторону стола из красного дерева стоит силуэт. Лицо скрыто из-за люстры, но когда я захожу в комнату, то наконец-то вижу…
…во главе стола.
– Я уж думал слать поисковый отряд.
Он наливает в бокал красное вино и передает мне, прежде чем налить себе. Я не знаю, что делать, поэтому просто стою. Смотрю. Сайлас поднимает бокал.
– За семейное счастье.
– За семейное счастье, – вторю я.
– Смотри в глаза, – напоминает он. – На удачу.
Я смотрю в его глаза – его карие глаза – и теряюсь, когда он звякает бокалом о мой.
Стол накрыт на двоих. Я смотрю на блюдо: стейк, печеная картошка с розмарином и спаржа.
– Я хотел тебя удивить. Это же первый ужин в нашем доме.
Это как-то неправильно. Что-то в этом уюте какое-то…
…отказать ему?
– Ты в порядке? – спрашивает Сайлас, чувствуя мое нежелание.
Я не хочу казаться неблагодарной. Столько стараний… Он никогда такого для меня не делал. Разве я не должна быть счастлива? Благодарна? Я натягиваю отрепетированную улыбку. Я хотела кое-что у него спросить. Мне ведь нужна была его помощь. Но для чего? Хоть убей, не помню. Уставившись на свечу, в пульсирующий свет, я себя теряю. Комната немного пошатывается. Наклоняется… или это я? Баланс теряется. Мне надо…