Пожиратели

Сначала детский сад, школа, с ненавистными звонками и одноклассниками. За одиннадцать лет учишься просто терпеть людей – это единственный хорошо усвоенный урок.

И формула счастья всем известна – нужно просто сыграть свадьбу. Вот и все, на это не нужно тратить шестьдесят лет.

Когда мать с отцом тихо умерли, промяв тела на диване, Матвей с Аленой не сразу сообразили то, что впервые за очень долгое время родители покинут дом.

Сейчас же воспоминания о детстве редко тревожили душу Матвея, не находя в ней ни праведного гнева, ни вопроса.

Мужчина поискал глазами по сторонам. Как ни пытался отогнать от себя мысли, все равно поморщился, осознав, чего ему не хватает.

Паразитов.

– Черт.

Он искал их. Выискивал между людьми ускользающие силуэты.

– Где же вы?

С тех пор как они появились в его жизни, мир перестал быть таким понятным и упорядоченным.

Матвей привык обращаться с жизнью так же, как с полотенцами в ванной – складывать стопочкой. Он присваивал номерки всем знакомым, раскладывал по полкам прожитые собой года, подмечая, сколько еще осталось свободного места. Не читая этикеток, задвигал по ящикам упущенные шансы и знакомства, отгораживая себя от хаоса.

Но вот хаос ворвался в мерзком образе щупалец, смел все в одну склизкую кучу.

Внезапно где-то в отдалении послышался знакомый бой. Мужчина дернулся и прислушался.

Тихо, ненавязчиво, чуть звонче, чем раньше били барабаны.

Матвей боялся сделать шаг, боялся вдохнуть, потерять ниточку. Как паук, струнами внутри он пытался нащупать, на какой паутинке муха. К какой ползти.

Вон.

Есть…

Закрыв глаза, Матвей сделал шаг вперед и остановился, проверяя, не ошибся ли.

Еще шаг.

Еще шаг.

Убедившись, что крепко-накрепко вцепился в паутинку, побежал.

Он бежал мимо дворов, за шумом дыхания теряя звон, веря лишь в собственное чутье. Бежал через детские площадки, наступая прямо в песочницы, ломая песочные формочки. Вслед ему что-то кричали мамочки, и за их голосами, порой, Матвей терял свой. Тогда он останавливался и прислушивался, пока вновь не нащупывал липкие паутинки. Бежал на едва уловимый ритм, не задумываясь, что будет потом.

Потом будет потом.

В одном из дворов, на скамейке сидела пожилая парочка, проводившая его задумчивым взглядом – Матвей сам не замечал, как закрывал глаза и бежал лишь на звук.

Но вдруг тот оборвался.

– Нет-нет, – Матвей остановился, в глазах потемнело. – Рано.

Придя в себя, он изучающе огляделся по сторонам.

Ряды домов выглядели неприветливыми великанами, десятками окошек с прищуром провожавшими незнакомца.

В надежде догнать беглеца мужчина направился вперед. Ему казалось, звук должен принять какую-то форму: шара, зайца, неясной дымки. Хоть какую.

Он заглянул в салон автомобиля через лобовое стекло, вгляделся в крону листвы дерева, носком ботинка поворошил упавшие сухие листики. Из подъездов выходили люди, и Матвей до неприличия долго провожал взглядом фигуры.

Отчаявшись, он уже решил, было, повернуть назад, как солнечный отблеск, вырвавшийся непонятно откуда, ослепил глаза.

Матвей повернулся, замечая часть золотой луковицы, выглядывающей из-за домов мелким воришкой.

Мужчина нахмурился, терзаемый догадками, пошел навстречу.

Обойдя дом по дорожке мимо грязного бетонного бока, покрывшегося трещинами, Матвей увидел небольшую, но довольно красивую церквушку с золотыми куполами и колокольней. Тут же стон разочарование вырвался из его рта – именно на звон колоколов он шел все это время.

– Черт!

Близко Матвей не решился подойти, сам для себя отметив какую-то невидимую границу.

Глядя на едва различимую икону над большими деревянными дверями, мужчина ощутил себя не в своей тарелке. Виной тому, конечно, были паразиты – вовсе не прислужники ангелов. Однако и другое чувство росло внутри, чувство, которое Матвей даже не пытался скрыть – презрение.

Он внимательно оглядел высокий черный забор с витиеватыми узорами, блестящие купола, бледно-бежевый фасад, сравнивая всю церковь с собой – это было похоже на извечный страх человека перед человеком, заставляющий нас придумывать новое оружие, угрожать им воспользоваться.

Матвей не решался только посмотреть прямо в глаза иконы, прикрываясь солнечным светом, плохим зрением. Но не пожалел стоящих на хлебных местах попрошаек.

Старушки в платочках сыпали в пластмассовые стаканчики монетки, крестили колясочников, шепча что-то свое.

Жгучая злость пробрала Матвея так, что он сжал руки на груди.

– Паразиты! – прошипел.

Ближе всех сидела цыганка с ребенком на груди. Провожая очередного прохожего, она поймала гневный прищуренный взгляд. В нем сквозило превосходство – надменное, необоснованное. Но и кое-что другое, что цыганка по опыту определила быстро – страх.

Плюнув, мужчина первым отвернулся.

– Помогите мне, дай вам бог здоровья, – протянув руки, крикнула женщина.

Матвей громко и резко выдохнул, как выдыхают, схлопотав кулаком в живот, и отошел подальше.

За спиной цыганка усмехнулась, щелкнула пальцами.

Именно в церкви Матвей впервые столкнулся с паразитом и потому злился, бесился.