Читаем Пожитки. Роман-дневник полностью

Между тем – что происходит чаще всего? Высшую премию по литературе получает какой-нибудь Брьянхамалан Мнганга (будто в мире никогда ни Толстого не было, ни Гомера), потом лауреата печатают на основных европейских языках, ты берешь читать его книжку, читаешь, и единственный вопрос, который зарождается в душе в ответ на приобщение к прекрасному: «За кого меня принимают?»

– Да-а… – саркастически вздыхает Девушка. – Проблемы у тебя…

Конечно! У меня проблемы! Но я признаю и проблемы других. Например, проблемы Девушки. Не могу понять: где в модельном бизнесе предел тупорылой некомпетентности. Стилисты, которых дергают боссы, гундят, что над внешним обликом Девушки нужно еще поработать, что-то там им наверху не нравится.

– Что-то нам тут не нравится, – говорят наверху, – что-то вот как-то в некоторых местах вроде бы не очень…

Это они так трудятся, менеджерят, отрабатывают свои миллионные годовые заработки.

– Что-то вот мне как-то кажется… – чешет свою лощеную репу высокопоставленный подлец, он же Супертворческая Единица. – Где-то, по-моему, как-то в некотором роде почему-то не очень хорошо складывается.

Все приводит к тому, что Девушке укорачивают стрижку.

– Вот! – удовлетворяется начальствующий мерзавец. – Так бы с самого начала!

Проходят смотры. Приходят деньги. Они ничем не оправданны.

– Ага! – встряхиваются доходяги-боссы. – Что-то, кажется, у нее с головой не очень…

– Где именно?

– Э-э… – запускают мошенники креативное мышление. – Там, вот… где у нее, значит, когда она сидит… голова вот где у нее… с левой вроде бы стороны… Надо еще подумать.

Звонят стилисту.

– Займитесь.

– А что нужно?

– Ну-э-э… вам же лучше знать! Мы вас на то и держим. Оцените профессиональным взглядом, там вот, мм… где у нее голова, когда она в ракурсе… как бы, сидит. С одной стороны оставьте, а с другой… там как-нибудь, в общем… приберите чуть-чуть, чтобы живенько стало. Мы потом посмотрим.

Девушку обстригают еще короче.

Через месяц цикл повторяется.

Последнюю фотосессию она провела в образе Вайноны Райдер. Боюсь, что еще через месяц я перестану отличать на ощупь голову несчастной от ее лобка. И правильно – чего не сделаешь за деньги, ради чужого успеха. Мои неудачи тут рядом не стояли.

Вечером, когда все разъехались, потребовалось закрепить полученный результат финальной дозой, – благо закуска еще оставалась, и Девушка по виду излучала умеренный оптимизм. Взволновавшись перед последней стопочкой, я дернул горлышком мимо нее и пролил несколько заключительных капель, отчего стопочка оказалась наполненной не до конца.

«Нормально, – решил тем не менее я, – с мениском наливают только отъявленные , а мы – культурные люди».

Вытирая пролитые капли, я нечаянно толкнул стопочку и выплеснул из нее еще часть содержимого.

«Ёбдт!.. – мелькнуло в голове. – Во как люди культурные становятся отъявленными! Причем в худшем смысле».

– Подожди, – сказала тут Девушка. – Надо навести порядок.

Я не понял. Но покорно наблюдал, как она вытирает тряпкой стол. Наблюдал до тех пор, пока подытоживающим взмахом руки Девушка не толкнула многострадальную стопочку (последнюю!), опустошив ее практически наполовину.

Катарсис тихо царапнулся во входную дверь. Даже стол был прижат к стене не плотно, а как-то глумительно кобенился, сикось и накось – одним углом впритык, а другим вихляя где-то на расстоянии.

– Короче! – заявил я по возможности брутально. – Помоги-ка…

Мы с Девушкой взялись за стол и придвинули его вплотную к стене. Придвинули аккуратно, без рывка и почти беззвучно. Только из стопочки почему-то снова плеснуло. Я расценил это как завершающий плевок судьбы в душу. Плевок, соразмерный количеству водки, исторгнутой Роком из моей последней стопочки. Но не роптал! Даже мысленно! Горько лишь усмехнулся и затаенно сел, вооружившись стопочкой с еле мерцающим на ее дне содержимым.

– Ну… – произнес я, аккумулировав остатки мышления, – ну, значит…

И устремил стопочку ко рту.

Предательский сустав в локте щелкнул. Рука дернулась сверх всякой меры. Последняя водка покинула стопочку, устремившись мимо моего рта…

– А-а-а!..

Перед тем как пожелать мне «спокойной ночи», Девушка попросила принести ей стакан воды. Начала утолять жажду и вдруг спросила:

– Слушай, у тебя бывает так, что, когда страшно, всегда пить хочется?

– Конечно! – оживился я.

Меня ведь всю жизнь мучает бессмысленная тревога, страх без причины. Творчество, кстати, во многом служит лучшей панацеей от этого странного психического недуга.

– У меня так постоянно! – радостно признался я жене. – У меня внутри есть сакральное место, которое способен заполнить либо страх, либо выпивка. И знаешь… оно, это место, никогда не пустует.

Девушка сделала последний глоток и протянула мне пустой стакан.

– То есть ты либо бухой, либо трус, – сказала она.

День на нервах

Бакка загнуло в пояснице.

– Когда разогнетесь, – сказал ему врач, – нужно сделать рентген. Либо это защемление нерва, либо межпозвоночная грыжа. Необходимо узнать, требуется ли операция?

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее